Зелье для государя. Английский шпионаж в России XVI столетия

Таймасова Людмила Юлиановна

Препозиции нового брачного соглашения от имени герцога Алансонского были переданы английскому правительству 22 июля. Елизавета I попросила месяц на размышление. По мнению сэра Френсиса Уолсингема, препятствием для брака могла стать малопривлекательная внешность принца, лицо которого подпортили следы оспы. Как и было обещано, ровно через месяц, 22 августа, французский посол был официально уведомлен от имени королевы, что все кондиции, касающиеся религиозного вопроса, остаются в силе. В ночь с 23 на 24 августа в Париже были убиты спутники короля Наварры и многие видные предводители гугенотов. Вслед за этим по Франции прокатилась волна погромов. Многие города пали, но защитники Ла-Рошели оказали отчаянное сопротивление и удержали крепость. Добыча «белой соли» осталась под контролем гугенотов. Англия

осудила резню в Париже, брачные переговоры были приостановлены.

Френсис Уолсингем. Художник Джон де Критц

В Москве располагали сведениями о том, что матримониальные расчеты королевы-матери не оправдались. События развивались в благоприятном для царского правительства ключе. В письме к императору Максимилиану II государь достаточно цинично выразил сочувствие по поводу того, что кровь невинных людей пролилась без пользы для французского короля: «А что, брат наш дражайший, скорбиш о кровозлитии, что учинилось у Францовского короля в его королевстве, несколко тысяч и до сущих млденцов избито; и о том крестьянским госудаем пригоже скорбети, что такое безчеловечество Француской король над толиким народом учинил и кровь толикую без ума пролил»^{497}.

На протяжении следующего года герцог Алансонский не оставлял попыток добиться руки английской королевы. В начале июня 1573 г. сэр Френсис Уолсингем составил документ, в котором указывались причины, препятствующие приезду французского принца в Лондон. Самым весомым аргументом, несомненно, стали денежные субсидии в размере 800 000 крон на поездку в Польшу для избранного короля и 200 000 крон — для королевы-матери, с обязательством последующей выплаты польскому королю в течение трех лет по 600 000 крон ежегодно^{498}. Важная миссия по доставке в Париж депеши и ведению негоциации была возложена на Эдуарда Горсея и его молодого протеже.

Переговоры завершились к обоюдной выгоде. Месяц спустя в Европе стало известно, что Ла-Рошель сдала свои позиции и что герцог Анжуйский избран польским королем. Сведения «из первых рук» о событиях во Франции доставил в Москву, скорее всего, Джером Горсей. Королева-мать и по прошествии года не забыла, что ее ответное послание, отправленное с «мастером Горсеем» в Лондон, было вскрыто, и его содержание стало достоянием гласности^{499}.

Используя сведения о ходе борьбы за польскую корону, царское правительство интриговало в пользу избрания на польский престол самого Ивана IV или пыталось другим способом помешать английскому ставленнику занять королевский трон. В феврале 1574 г. герцог Анжуйский прибыл на коронацию в Польшу, а в ночь на 19 июня бежал во Францию, чтобы принять власть по смерти старшего брата. Польский престол вновь оказался вакантным. Москва поддержала кандидатуру эрцгерцога Эрнеста, сына императора Максимилиана II, в годы правления которого Дому Фуггеров удалось поправить свои финансовые дела.

Франсуа Алансонский. Гравюра XVI в.

Джером Горсей умалчивает о своей деятельности в России в 1573–1574 гг. Купцы Московской компании в эти годы понесли крупные убытки, товары были конфискованы в государеву казну, и многие привилегии аннулированы. Однако Горсей пользовался полным доверием со стороны русского правительства. Возможно, с его помощью царь получил доказательства «лазутчества» английских «гостей» с помощью зашифрованных писем и книг-«Алфавитов». В августе 1574 г. государь выговаривал английской королеве, чтобы впредь «к нам гостем своим ходити велела добрым людем, которой бы один свой торг знал и правду, а не лазучеством чтоб не воровством жили в нашем государстве…» В завершение письма царь присовокупил в приказном тоне: «А чтоб еси велела

к нам своим людем привозити доспеху и ратного оружия и меди и олова и свинцу и серы горячие на продажу»^{500}.

Товарооборот через устье Двины заметно снизился, однако импортные товары продолжали исправно поступать на русский рынок. Как отмечают исследователи, начиная с 1572 г. на протяжении нескольких лет англичане проводили торговые операции через Нюрнберг, откуда «ткани» поступали в Краков или Любек, а затем доставлялись в Нарву^{501}. Неясно, знали ли в Москве, кто стоял на другом конце коммерческой цепочки. Скорее всего, царь был уверен, что его партнером является представитель германских «ткачей», и рассчитывал в скором времени заключить выгодный договор на поставку Фуггерам огромной партии «белой соли» в обмен на вооружение. С 1572 г. ее цена на внутреннем рынке увеличилась почти в два раза и достигла 10 денег за пуд. Солеварницы Строгановых работали на полную мощность, но товар шел в государеву казну.

В декабре 1574 г. в Россию прибыл имперский посол Кобенцель. В своей депеше от 13 марта 1575 г. он писал: «А теперь В.К. (Великий Князь — Л.Т. намеревается, идя по Волге к Москве и оттуда к Новугороду, а далее к Пскову и Ливонии, сделать соляные склады, из коих снабжать солью за дешевую цену Ливонию, Куронию, Пруссию, Швецию и другие прилежащие земли; а соль ему везут в изобилии в его царскую казну. Когда В.К. приведет в исполнение это свое намерение, то он сделает большой вред и убыток Испании и Франции, которые доселе снабжали солью все эти места». Еще больший энтузиазм звучит в его следующем донесении: «На днях Государь учредил на Ливонской границе большие кладовые для соли, что будет приносить ему миллион талеров ежегодного дохода и причинит великий урон Франции, которая прежде сбывала там свою соль».

Торг шел по всем правилам, русские сбивали цены на германский товар, не жалея денег на то, чтобы нужные слухи достигли ушей имперского посла: «Немцы и Поляки, как и сами Москвитяне, уверяли меня (Кобенцеля — Л.Т.), что Государь во всякое время, когда захочет, может в сорок дней выставить тридцать тысяч конных воинов и сто тысяч стрельцов, что может показаться невероятным; но меня уверяли в этом клятвенно, присовокупляя, что, кроме других, в двух только местах хранятся две тысячи орудий с множеством разнородных машин» ^{502}. К весне 1576 г. была достигнута предварительная договоренность на поставку «русской соли» в обмен на артиллерию, боеприпасы и готовую селитру.

В мае 1576 г. Стефан Баторий был избран на польский престол. Проект возрождения антитурецкой коалиции и крестового похода против «неверных» обрел второе дыхание. В июле, как только в Регенсбург прибыли русские послы князь Захарий Сугорский и дьяк Арцыбашев, их посетил представитель Ватикана. Переговоры касались вопроса о присоединении России к антитурецкой коалиции и восстановлении Греческого царства. Однако дипломатам достичь договоренности не удалось. Аппетиты русских в отношении Киева и Великого княжества Литовского, которые царь намеревался присоединить к Московскому государству, показались польскому королю чрезмерными.

Джером Горсей отмечал в своих записках, что «враги — поляки, шведы и крымцы — с трех сторон напали на его [Ивана IV] страну, король Стефан Баторий угрожал ему, что скоро посетит его в городе Москве. Он быстро приготовился, но недоставало пороха, свинца, селитры и серы, он не знал, откуда их получить, так как Нарва была закрыта, оставалась только Англия. Трудность заключалась в том, как доставить его письма королеве, ведь его владения были окружены и все проходы закрыты». Роль посредника, по совету неких ближних людей, была отведена Джерому Горсею: «[Он] послал за мной и сказал, что окажет мне честь, доверив значительное и секретное послание к ее величеству королеве Англии, ибо он слыхал, что я умею говорить по-русски, по-польски и по-голландски». Ивану IV пришлось снизить тон в посланиях к Елизавете I, Москва пошла на уступки.