Зеленая собака, или Повесть о первоклассниках
Шрифт:
Мама села на скамейку и раскрыла книгу. По детской площадке прыгал совсем маленький мальчишка в красном комбинезоне, похожий на помидор.
— Стасик, не прыгай! Играй спокойно, Стасик, — уговаривала его бабушка, она прогуливалась вокруг площадки и вязала на ходу.
Валентин взял в маминой большой сумке лопатку и стал строить канал между двумя лужами.
Ничего, что земля каменистая, Валентин давно приспособился рыть каналы. Даже Сашка умеет. Тут главное — правильно выбрать направление канала, чтобы вода потекла из одной лужи
— Валентин, я тоже хочу копать канал. — Сашке всегда хочется делать то же самое, что брату.
— Копай навстречу, — ответил Валентин.
Качели, карусель, турник, горка — всё стояло пустое, не хотелось сегодня ни крутиться, ни качаться. Это ведь тоже — как настроение придёт. И больше всего тянет покачаться, когда качели заняты. А покружиться на карусели хорошо тогда, когда там толпа и свалка и вокруг стоят жаждущие.
Мамы и бабушки прохаживались вокруг детской площадки. Время от времени то одна, то другая подходили к своему малышу. Нос вытереть. Или шапку поправить, чтобы не лезла на глаза. А скорее всего — просто чтобы ребёнок не чувствовал себя забытым.
Одна бабушка с сиреневой сединой и в сиреневой кофте сказала:
— Вот я смотрю — у вас двое. Трудно, наверное?
Мама весело посмотрела на неё.
— Ну что вы. С двумя даже легче, чем с одним, уверяю вас. Они же друг дружку занимают, воспитывают.
— Шутите, конечно, — сиреневая бабушка отошла, недовольная. Она хотела маму пожалеть, а мама не позволила. И правильно.
— Сашка, вынь палец изо рта сейчас же, — приказал Валентин.
Пусть они видят, что он воспитывает младшего брата.
Но никто почему-то не обратил на это внимания.
Дело в том, что мамы и бабушки были заняты своими важными разговорами. Одна рассказывала, как вшить рукав. Другая отвечала, что всё это мещанство, а надо бегать трусцой. Это была как раз фиолетовая.
— Моя дорогая, моя дорогая, — сказала она, — сейчас все передовые люди бегают трусцой. Я лично бегаю. И записалась на аэробику, да, да, не собираюсь стареть.
— А я шить люблю, — виноватым голосом отвечала молоденькая мама Помидорчика в красном комбинезоне. — И почему мещанство? Вот комбинезончик Илюшеньке сшила, сама, а как фирменный.
Все обсуждали комбинезон, и аэробику, и рецепт пирога с зелёным луком. Услышав про пирог, Сашка перестал рыть канал и поднял свой короткий нос прямо к той пухленькой маме крошечной девочки в голубой шапке. Как будто пирог лежал у неё в сумке, и Сашка надеялся получить кусочек прямо сейчас.
Все шумели, оживление у взрослых было ничуть не меньше, чем у детей. Только мама сидела молча и перелистывала страницы книги. Только один раз она подняла голову, когда фиолетовая бабушка сказала, что шить мещанство и вязать мещанство тоже. А уж печь — и совсем мещанство, так она сказала. Вот тут мама вставила своё слово:
— По-моему, мещанство — считать нормальные женские дела мещанством. — Вот так сказала мама. И Валентину это
Та, за которую мама заступилась, улыбнулась ей и стала вязать быстрее.
А лиловая ответила недовольно:
— Слишком сложно для меня.
И сердито и сильно вытерла нос своему внуку, который запищал и постарался вывернуться у неё из рук.
Валентин копал и всё видел и всё слышал. Так уж были устроены его глаза и уши. Вот канал закончен, и вода перетекла из одной лужи в другую почти вся.
— Теперь там глубина, — сказал Валентин, — можно пускать корабли.
Сашка схватил с земли щепку и кинул в лужу.
— Поплыл мой теплоход!
И тут Валентин услышал:
— Валентин! Привет!
На скамейке в стороне от детской площадки сидела Сонька. Она сидела и раскачивала с большой силой свою ногу, а сама смотрела на Валентина, как будто хотела сказать: смотри, как я умею ногой качать. Тебе так никогда не суметь. Сонька всегда так смотрит, как будто она, Сонька, — большой молодец, а ты — так себе, пустой человек. У Валентина есть на этот случай ответный взгляд, прищуренный и твёрдый. Он означает: «Что ты, Сонька, выставляешься? Совершенно ты не молодец, а так себе девчонка».
Но Соньку не собьёшь. Она насмешливо улыбается, ещё сильнее раскачивает ногу, а потом — раз! — ловит её другой ногой, обвив одну вокруг другой, как удав.
Зелёный помпон на длинном шнурке болтается вокруг Сонькиной головы.
— Гуляешь, Валентин?
Он не отвечает на лишние вопросы. Сама, что ли, не видит?
Сонька берёт со скамейки своё голубое ведро. На нём большими кривыми буквами нацарапано «Соня». И на совке — «Соня», и на лопатке, и на мячике.
Когда Валентин увидел эти надписи в первый раз, он спросил:
— Это зачем?
— Чтобы не перепутать, — ответила тогда Сонька и посмотрела с превосходством. Она и в прошлом году уже умела так смотреть. — А то у всех всё одинаковое. Вон и у тебя такой мячик, и у всех. И совок тоже такой же.
Валентин засмеялся:
— А если перепутаешь, то чем плохо? У всех же всё одинаковое.
— Ладно, ладно, — вступилась тут Сонькина бабушка с длинными серьгами, висящими из-под меховой шапки, — нам чужого не надо. А своё надо беречь. — Тут Сонькина бабушка отряхнула пыль со своих красных кроссовок. Она была одета в спортивную куртку и в светлые вельветовые брюки. — Мало ли что.
Глаза у бабушки справедливые. И Валентин прекратил спор.
Хотя про себя всё равно не согласился: лопатки и мячики, ведёрки и совки и резиновых зайцев покупали в одном и том же магазине «Товары для детей», а перепутать даже интересно.
— Валентин, не мучай людей лишними разговорами, — позвала мама, — пойди сюда. Посмотри, какие синицы прилетели. Вон, вон, на верхушке старой берёзы.
— Мне тоже синиц, — потребовал тут же Сашка. А как же?
— Обязательно. — Мама — молодчина, она никогда не спорит напрасно.