Зеленое окно
Шрифт:
— Да, — произнес я растерянно.
— Ну, пока, — сказала она и свернула направо. Вначале мне захотелось пойти за нею, даже побежать. Но я сдержался. «В самом деле, что же получается, если написать: «Таня + Эдик»? Ничего не получается. Знак = здесь смешно выглядит. Нет, знак = ни при чем. Просто нельзя писать +. Ведь плюс что-то соединяет. А у нас?…»
Я вернулся во двор. Посмотрел, как ребята играли в футбол, потом тоже начал гонять со всеми мяч.
Через некоторое время вышел Виталька с аппаратом, сфотографировал несколько раз нашу игру. Но вскоре
И тут мы услышали знакомую песню. Ну конечно, Чикиряй с гитарой.
Все ребята уважали очень Леньку Королева. И присвоили ему знанье Короля…Чикиряй сразу догадался, в чем дело.
— Эх вы, шустрики-мямлики, — сказал он. — В наше время в таком случае лазали по трубе.
— Врешь, Чикиряй, — сказали ему.
— Заливаешь.
— Болтай ногой.
— Ох, шантрапа! — закачал головой Чикиряй и улыбнулся. — Никакого уважения к старшим. Чему вас только в школе учат… Кто забил-то?
— Диман.
— Пусть лезет, — коротко заключил Чикиряй.
— Куда ему, — заговорили все разом. — Вон он какой толстый. Труба не выдержит.
— Труба даже меня выдержит, — сказал Чикиряй и сплюнул.
— Вот и полез бы.
— Я б вам доказал, только брюки жаль. — Он посмотрел на цепочки. — Сегодня в парке танцы.
— Вычистишь, — сказали ему.
Чикиряй рассердился:
— Что я вам, шестерка, что ли, на крыши лазить! Как хулиганить, так вы с удовольствием. На стенках писать — ото вы умеете, а проявить геройство — нас тут не было! — И он мельком взглянул на меня.
Я представил себе, как я лезу по трубе на крышу. Все внизу стоят с раскрытыми ртами, затаили дыхание. Дворник подошел, на себе волосы рвет: ну почему меня не было дома? А потом… потом появилась Таня. Она молча стала впереди всех, и опять глаза у нее синие-синие. Как тогда, в театре. «Эдик! — прошептала она'. — Осторожнее, Эдик! Пожалуйста, осторожнее».
— Пустите, — сказал я и шагнул к трубе. 06-хнатпв ее руками и ногами, я стал подтягиваться.
Нет, охи и ахи не раздались. Но и гробовой тишины тоже не было. Зато можно было предположить, будто все оставшиеся внизу всю свою жизнь только тем и занимались, что лазили по водосточным трубам. Посыпались десятки советов:
— Держись теперь правой рукой!
— Крепче прижимайся!
— Левую, левую поднимай!
— Хватайся за крюк!
Но желанный голос, который произнес бы: «Осторожнее, Эдик!» — так и не долетел до моих ушей.
Наконец я выбрался на крышу. Она дышала жаром и приятно хрустела под ногами.
— Кидай, кидай! — закричали мне снизу.
Я швырнул мяч, все к нему бросились, подхватили, и тут же матч возобновился.
Слезал я без советов и указаний. А слезать, известное дело, гораздо труднее, чем влезать. Но, видимо, в моих способностях
Когда же я стал на землю двумя ногами и привел более или менее в порядок брюки и рубашку, матч уже закончился. В углу двора звенели биты: Чикиряй организовал игру в расшибалочку.
— А-а, — сказал Чикиряй, — верхолаз. Стань на кон. По пятачку играем.
Играть мне не хотелось, да и в кармане-то был всего двугривенный.
— Я посмотрю! — сказал я.
Игра была в разгаре. Ребята столпились возле горки монет, позабыв обо всем на свете.
К ящикам у стенки прислонился чей-то велосипед, на его руле болтался Виталькин фотоаппарат, здесь же под колесами велосипеда лежал покинутый всеми футбольный мяч.
Чикиряй, наверное, выигрывал, потому что при каждом ударе биты слышались его восклицания: «Во дает!», «Во колет!», «Ну разбойник!». Когда же Чикиряй бил сам, то лишь покрякивал.
Я равнодушно смотрел, как под ударами бит переворачивались монетки.
Чикиряй вдруг притих. Все реже он бил, вед» больше в азарт входили другие. А Чикиряй стал мазать: ударит и выходит из кона до следующего раза. А возле монеток теснее и теснее сжимался круг ребят.
И тут я заметил, что Чикиряй, когда все склонились над монетками, снял с велосипеда Виталькин аппарат и быстро сунул его за ящики. Встретившись взглядом со мною, он понял, что я все видел. Тогда он прижал палец к губам и выразительно кивнул на ту стенку, где была моя надпись.
Снова Чикиряй стал выигрывать. Опять зазвучали: «Во дает!» и «Ну разбойник!».
Я стоял совершенно подавленный. Я не знал, как мне быть. Сказать Витальке про аппарат — тогда Чикиряй тут же выдаст меня с этой надписью. Не говорить? Да разве я…
— Ну, шустрики-мямлики, ставь по десять копеек! — закричал Чикиряй.
Смельчаков не нашлось: Чикиряй и так здорово всех ободрал. Мальчишки положили биты в карманы.
— Айда в футбол! — предложил Диман и откатил от велосипеда мяч.
Кто-то из ребят взял за руль велосипед.
— Стой, — сказал Виталька. — А мой аппарат?
— Какой?
— Да тут на руле висел.
— Нет никакого аппарата.
Виталька забеспокоился:
— Да я сам вешал.
Все смотрели на велосипед, на то место, где он стоял, пожимали плечами.
«Скажи… скажи… скажи…» — настойчиво забилась в моей голове мысль. Но я попытался унять ее. «А как же надпись?» — спросил я. Но другая мысль вонзилась, как иголка: «Украли аппарат. Ты же сам видел. Молчать будешь, да?»
— А может, ты его дома оставил? — словно сквозь вату донесся до меня голос Чикиряя.
— Я же помню, как вешал…
«Значит, вот что получается, если пишешь «Таня плюс Эдик». Получается трусость… да, трусость… ну нет…»
— Дико извиняюсь, — говорил Чикиряй, — что же, твой аппарат кто-то свистнул, да? Может, ты скажешь, это я сделал? — Он похлопал себя но карманам. — Обыщи! — приказал он Витальке.
— Зачем же! И так видно…