Зеленые каникулы

Коберидзе Карло

Приходит дядя Сико и громко приветствует всех: «Здравствуйте, люди!» А потом скажет кому-нибудь: «Ну-ка, дай напиться воды, что Чархалишвили носит, никогда вкусней не пил!»

На крутых склонах и в местах, где небольшие каналы проходят, комбайну делать нечего — не может подступиться, поэтому там приходится жать серпом. Взмахнешь серпом, и ложатся колосья. Наш председатель не то что колоса — зернышка не позволит оставить в поле. Женщины в три погибели сгибаются, подбирают колосья и смеются: старое время, говорят, вспоминается.

Гоги

перепоручил кому-то возить воду, а сам работает на комбайне и важничает. Подумаешь, какая трудная работа: прислонился себе к бункеру и следит, чтобы зерно не просыпалось на землю, и не переполнился бункер, и не раскричался бригадир. Держит в руках длинный карандаш и заполняет своими каракулями тетрадку в клетку: такой-то шофер на такой-то машине сделал сегодня столько-то рейсов…

Я привез воду, поставил двуколку в тень и стал выпрягать Мерцхалу.

Был уже полдень, пора обедать, и люди прекратили работу. Подошли трактористы, комбайнеры и сразу налетели на газеты; посмотрим, говорят, что происходит на свете. Расселись на длинной, грубо сколоченной скамье и уткнулись в свежие газеты.

Библиотекарша Тэкле улыбается, но я-то знаю, чего стоит эта улыбка. Сначала молчит, а потом как заведется, не остановишь!

— Смотрите не растаскайте газеты! — начинает она.

— Ты оскорбляешь нас! — притворно возмущается Ушанги.

— Ах, извините, пожалуйста! — ехидничает Тэкле. — Это же не вы замотали недавно три номера «Лело», девять номеров «Правды», столько же «Известий»!

— Ах, как она любезна! — Ушанги озирается. — И как прекрасна! Не похитили бы нашу сказочную невесту в эту страдную пору — до свадьбы ли нам сейчас!

И пойдет обмен колючими шутками. Хоть бы нарочно кто их одернул. Какое там! Рады поводу посмеяться…

Подкатил на «Волге» дядя Сико. Сказал, что из райцентра проект нашего Дворца культуры привезли показать, поэтому и задержался. Потом завел разговор с Лексо и Сосией. Вполголоса говорил и все в мою сторону поглядывал. Я удивился. Дядя Сико мимо не пройдет, чтобы слова не сказать, а тут шепчется, вижу ведь — обо мне. Я хотел подойти к ним, но они опередили — сами подошли.

— Лексо, что случилось? — Я схватил его за руку.

— А что могло случиться? Ничего. — Дядя Сико ласково улыбнулся.

— Вы что-то скрываете от меня! — У меня тревожно забилось сердце.

Дядя Сико смущенно повел плечами, глубоко вздохнул и сказал:

— По дороге сюда твою маму встретил, за врачом бежала. Я остановил машину, спросил, что случилось. Оказывается, Гага у вас захворал, а может, Гиги. Проехал немного и твоего отца встретил — домой мчался на своем коне.

Я кинулся к дороге.

Лексо погнался за мной, удержал:

— Куда ты, на машине езжай!

Как на беду, у Вано забарахлила машина, никак не мог включить зажигание. Оказалось, аккумулятор был выключен, а он не сообразил. Ну можно ли не насмехаться над таким?

На чем же ехать? Стою, всхлипываю.

Тут подкатил на своей машине Шио — сыр отвозил на заготпункт и теперь за зерном приехал. Дядя Сико поманил его.

Шио соскочил на землю, они поздоровались друг с другом за руку.

— Поедешь в деревню, — сказал ему дядя Сико. — Срочное дело. Поворачивай машину.

Шио заколебался:

— Повернуть поверну, только гонять машину порожняком в такую даль хорошо, по-твоему? А потом пристанет Мариам-счетовод: «Куда бензин деваешь?» Объясни хоть, по какому делу гоняешь машину? — И Шио, ворча, открыл дверцу кабины.

Дядя Сико снова позвал его:

— Поставь машину, живо нагрузим ее! — И повернулся к комбайнерам и трактористам: — Подымайтесь, уважьте Рати, — сказал и сам закинул в кузов первый мешок.

Четверо залезли наверх, остальные подавали снизу и всё подгоняли друг друга: «Поживей, поживей!» И действительно, вмиг нагрузили машину, Шио не успел даже мотор выключить.

— Смотри не очень гони, — предупредил его дядя Сико, — человека везешь.

Я, утирая слезы, сел в кабину, и мы тронулись.

— Чего нюни распустил! Дети то и дело болеют, они все теперь такие — в неделю семь дней голову на подушке держат! Чуть повеет на них ветерок, и все.

Шио заговорил меня, даже развеселил.

— А ты не боишься, — спрашиваю, — за разговором машину перевернуть?

Рассмеялся.

— Что ты, — говорит, — смыслишь в нашем деле! Вот что я тебе скажу, Рати. Когда шофер один, еще опаснее, одолевают мысли, и забываешь про машину и руль. А думаешь, многое надо — минутная история! Два раза чудом уцелел. Раз ночью было дело. Предался воспоминаниям: вспоминаю, какие лишения перенесла наша семья в войну… И налетел на телеграфный столб! А в другой раз днем случилось — в Телави ехал. Опять ушел в свои мысли… и телеграфный столб налетел на меня…

Я прервал его, вижу, не остановить вовремя, такого насочиняет! Дурачком меня считает, наверно.

— А может, и в первый раз столб врезался в твою машину, а? Подумай, припомни хорошенько.

— Не веришь, а я тебе правду говорю! Так именно и было: передо мной ехала машина с телеграфными столбами. Видно, мы дистанцию положенную не соблюли, и оттого все случилось: когда одолевали Акурский подъем, та машина на крутом повороте вильнула хвостом из столбов и разбила мне фары. А ты решил, что у Шио не все дома…

Так за разговорами я успокоился и не заметил, как доехали до деревни, а там опять разволновался.

Шио затормозил у нашего дома. Я соскочил как ошалелый и понесся, спасибо сказать позабыл.

Взбежал по лестнице, ворвался в комнату ребят и вижу: и Гиги, и Гага, оба лежат в своих кроватках. Наши все дома, врач только что пришел и спрашивает маму:

— Который из них болен?

Мама показывает на Гиги.

Врач, открывая свою сумку, повернулся и перепутал сторону, подошел к Гаге.