Зеленые яблочки
Шрифт:
— А у нас в погребке молоко кислое есть, — вспомнила Анютка, — ты же любишь? — вопросительно поглядела она на Дашу.
— Теперь нет, — Даша, не поворачиваясь, наливала на сковороду тесто. Блины на тарелке прибавлялись. Накормив детей и поев сама, Даша решила, что можно отнести и в поле свежих блинов, да помидоров с огорода. Можно отнести и молока утреннего удоя. Она собирала узелок с продуктами. «Ведь каша да кулеш уже надоели им» — воодушевлялась Даша, собираясь в путь. Дорога до поля не близкая и Даша решила, что дети останутся дома.
— За хозяйством надо присмотреть, — напутствовала их Даша, — а Валяй с Окаянным вас охранять будут.
Она торопливо собирала узелок, стараясь не забыть ничего. Наконец решив, что достаточно набрала продуктов, и повторив еще раз наказы Ванятке
— Все равно никто не видит, — думала она кружась на месте. Ей нравилось наклоняться и срывать длинные, немного поникшие от жары, стебли разных цветов. Набрав огромную разноцветную охапку, Даша уже спокойнее шла по дороге. Букет загораживал ей дорогу, но выбрасывать его Даша не решалась. Все дороги вокруг хутора были так знакомы с детства, что Даша, не боясь заблудиться, весело шагала вперед. Она не сразу заметила одинокого всадника, появившегося на дороге.
Егор, уставший, возвращался домой. По поручению тестя он объезжал поля, наблюдая за сбором урожая. Пшеница у тестя уродилась на славу. Батраки еле успевали косить, без передыха собирая хозяйский урожай. Но Евсею Григорьевичу нужен был догляд кругом. Вот и мотался Егор по полям, сохраняя и умножая богатство тестя. Он издалека заметил женскую фигурку на дороге. Долго не мог определить, кто это? Женщина все время собирала цветы, то наклоняясь, то выпрямляясь. Сердце Егора неожиданно подскочило, когда женщина закружилась на месте. Он еще не определил, что это Даша, но сердце уже ныло, уже рвалось вперед к той единственной, которую способно было отыскать даже среди огромной толпы.
— С чего это она? — не понял Егор, увидев, как Даша кружится на дороге. Егор натянул удила, и лошадь перешла на рысь. Даша, услышав конский топот, опустила букет.
— Егор! — выдохнула она, узнав всадника.
Тот быстро приближался. Даша посторонилась, уступая дорогу. Но Егор осадил лошадь, натянув удила. Норовистая лошадь оскалила зубы и затопталась на месте. Егор спрыгнул на землю и оказался напротив Даши. Они стояли и смотрели друг на друга, не находя слов. Егор отметил, что Даша стала взрослее. «Подросла что ли» — подумал он, не в силах отвести от нее взгляда. Все в ней было такое знакомое и родное. Рыжеватые волосы на солнце отливали золотом. Она смотрела на него такими знакомыми зелеными глазами. Но глаза были грустными, в них поселилась печаль. Оттого и кажется взрослой, понял Егор. Он первым нарушил молчание.
— Здравствуй, Даша. — он непроизвольно протянул к ней руку.
— Здравствуй, Егор, — Даша старалась говорить спокойно. И это ей удалось, несмотря на частые удары сердца. — Я в поле к своим иду, — продолжала она, теребя узелок. — Вот несу обед.
Спокойный тон ее удивил и обидел Егора. «Неужели она забыла все?» — c обидой подумал он. Тень пробежала по его лицу. Даша заметила его выражение.
— Даша, ты на меня обиду держишь? — не выдержал Егор. Он уже не мог остановиться, чтобы не высказать все, что накопилось в душе за последние полгода. — Даша, я ведь не забыл тебя, — Егор сделал усилие, дыхание сдавило грудь и он не мог говорить. — понимаешь, наваждение будто со мной приключилось…
Даша стояла, опустив глаза, и слушала его. Егор, принявший ее молчание за равнодушие, попытался схватить ее за руку. Но Даша инстинктивно подалась назад. Ее отступление отрезвило Егора.
— Да понимаю, — Егор сделал шаг назад, — Но помни Даша, я люблю тебя! Люблю!
Он помолчал. Даша украдкой глянула на него. Ей показалось, что Егор стал старше. У него отросли волосы и отдельные пряди, выгоревшие
— Даша, — выдохнул Егор, — скажи что-нибудь.
На языке у Даши вертелось много слов, которые хотелось сказать ему. Она могла бы сказать, что тоже до сих пор любит его, что готова сейчас кинуться ему на шею и целовать его обветренные губы, прижаться к его слегка щетинистым щекам. Ведь совсем недавно она называла его ежиком, уж слишком быстро проступала на его щеках щетина. Она качнулась в его сторону и Егор, заметив ее движение, подался к ней. Но Даша не кинулась в его объятия. Она переступила с ноги на ногу и проглотила навернувшиеся на глаза слезы.
— Не надо, Егор, мы оба понимаем, что вместе не быть нам. — голос ее звучал спокойно, а душа разрывалась от горя. Ведь сейчас, если она поднимет глаза, он поймет, как сильно любит она его. От ее слов зависело будущее. Она вспомнила, как орала Парашка и покачала головой. — Вей свое гнездо дальше Егор, а мне уж как посчастливится. — Егор не мог поверить, что она может рассуждать спокойно, ни один мускул не дрогнул на лице.
— Даша, ты не выйдешь замуж! Я не переживу этого! — на щеках его заходили желваки. Даша отвернулась и пошла по дороге. Егор не решился догонять, понимая, что ей тоже невыносимо тяжело. Слезы, уже не удерживаемые, ползли по щекам Даши. «До чего же я несчастливая, — думала она, — ведь и не думалось никогда, что жизнь так повернет. Как раньше было беззаботно». Она не вытирала слезы и они капали в раскаленную дорожную пыль. Вдали показался шалаш, где ночевали косцы. Она насухо кулачком вытерла слезы. К родным Даша подходила уже спокойная. Санька, загоревший до черноты, бросился обнимать ее. Застрекотал, словно кузнечик, рассказывая, где какие гнезда обнаружил, сколько яиц выбрал из них. Бросив косьбу, к ней спешили с поля родители. Лениво шли по жнивью Лука с Иваном. Харитон тоже подошел узнать, не случилось ли чего? Но наконец успокоившись, присели в кружок, чтобы уже неторопливо обсудить дальнейшие свои бесконечные дела на поле, да приказать на будущее Даше, что надо сделать по хозяйству дома. Даша развернула принесенные домашние гостинцы. Неторопливо, по давно заведенному деревенскому порядку, с расстеленного полотенца брали еду сначала старшие, потом дети. Соскучившиеся по домашней еде, быстро уплетали принесенные блины, сдобренные топленым маслом. Пили теплое молоко. И конечно, нахваливали молодую хозяйку. После еды дружно отдыхали тут же на траве, прикрывшись огромными листьями лопухов. Дед расспрашивал, не ходила ли внучка в деревню? Даша догадалась, что дед скучает без своих газет. Она обратила внимание, что ладонь деда Василия перевязана под большим пальцем грязной тряпицей.
— Деданя, ты руку поранил? — c тревогой спросила Даша. Дед поморщился:
— Третьего дня, как раз к вечеру об косу чиркнул, ты бы поглядела дочка, чешется чего-то.
Даша развернула грязную тряпицу. Видимо, бабка Авдотья перевязала тем, что попало под руку. Оно и понятно; родные не предусмотрели такого случая, ведь не потащишь с собой в поле все, что может пригодиться. Приглядевшись к ране на руке деда, Даша ахнула: там шевелились черви.
— Чего там, внучка? — бабка Авдотья подслеповато приглядывалась к руке мужа. Даша вскочила и побежала к телеге, где всегда была подвешена плошка с дегтем, вдруг колесо подмазать придется. Она смачно сдобрила тряпку и приложила к ране.
— Придется тебе потерпеть, деда.
Дед, не понявший, что произошло, согласно закивал: раз надо, потерплю. Потом Даша промывала рану чистой водой, удивляясь, как же никто не заметил, что там есть. Но деревенские мало обращают внимания на такие мелкие болячки; порезы заживают сами собой. За лечением дедовой руки как-то сама собой забылась недавняя встреча, или по крайней мере отодвинулась на второй план и не бередила душу. Пробыв в поле почти до вечера, Даша засобиралась домой. Выслушав все наказы, она пошла по дороге.