Зеленый берег
Шрифт:
— Все правильно, Джагфар, — с трудом, но не теряя самообладания, проговорила Гаухар. — Во всяком случае, имена ты назвал почти правильно. А вот что кроется за именами, узнать об этом у тебя не хватило ни ума, ни желания быть честным. — С каждым новым словом голос ее становился крепче. — Вот наконец ты и приоткрыл свой подлинный облик, выдал затаенные мысли. Но далеко не полностью открыл и выдал… Если б я поверила тебе, приняла твои предложения, ты открылся бы полностью. И тогда — горе мне! Ты превратил бы меня в презренную рабыню. Вот каков ты, Джагфар Маулиханов!.. Не перебивай и слушай! Я ведь служила тебя… Было время — я по наивности
Джагфар резко повернулся и пошел. Он и сейчас ничуть не разуверился в своей правоте и силе. «Куда ей деваться? — думал он. — Все равно вернется ко мне. Просто набивает цену себе. Но приму ли я ее, это еще посмотрим…»
Уходя, он ни разу не обернулся. И только заняв место в троллейбусе, посмотрел в окно. Ему показалось, что Гаухар вроде бы сделала шаг в сторону троллейбуса. «Вот так, еще пошагаешь!» — злорадно подумал он, скривив губы.
На самом-то деле Гаухар не шелохнулась. Троллейбус все удалялся. Но цепочка, когда-то соединявшая двух этих людей, не растягивалась, подобно резине. Звенья ее оборвались. Они и прежде еле держались, только Гаухар в наивной своей вере слишком долго надеялась на несбыточное.
3
Когда Гаухар вернулась в квартиру своих гостеприимных друзей, ни Галимджан-абы, ни Рахимы-апа еще не было дома. Обе девушки наперебой расспрашивали, как Гаухар сдавала последний экзамен, затем шумно поздравляли ее с успехом, наконец принялись готовить чай, накрывать стол, успевая при этом неумолчно болтать. Глядя на них, и Гаухар повеселела. Она уже улыбалась, слушая их трескотню.
После чая девушки усиленно стали звать гостью в кино, — что это за жизнь, если, сдав экзамены, даже в кино не сходить! Гаухар пожаловалась на головную боль, к тому же завтра она отправляется домой, надо отдохнуть перед дорогой.
Вскоре вернулась Рахима-апа. Дочки; наспех выпалили ей, что у Гаухар все в порядке, и тут же побежали в кино. Каникулы у них на исходе, надо с толком использовать последние вечера.
— И поругать их хочется за то, что совсем не занимаются домашними делами, а потом раскину умом — и опять молчу. Наша молодость прошла в трудное время, мы не могли так свободно чувствовать себя, а им море по колено, — заговорила Рахима-апа, когда за дверью стихли шаги девушек. Потом она спросила Гаухар: — Ну как твои дела?
— Что вам сказать, Рахима-апа… Об экзаменах вы знаете. А если о Джагфаре, так все кончено. Расстались навсегда-.
— Хорошо все обдумала?
— Твердо решила. Довольно.
— Что ж я могу сказать? Ты не ребенок, выпила до дна свою чашу.
— Да, хлебнула… Может быть, другие легче переносят такие истории, но мне тяжело далось. Не так-то просто признаться, что жестоко ошиблась в моей первой любви… — Она опустила было голову, но сейчас же вскинула, чуть прищуренными глазами посмотрела куда-то вдаль. В этом взгляде Гаухар было что-то необычное, решительное, чего прежде не замечалось за ней. — Знаете, мне предстоит теперь нечто новое в
Они еще долго разговаривали, пока Гаухар не спохватилась: ведь завтра с утра отправляется в Зелёный Берег, надо сходить в магазины, купить кое-что.
Проводив ее, Рахима-апа подвязала белый передник, замесила тесто и зажгла конфорки газовой плиты. К тому времени вернулся с завода Галимджан. Умылся, причесал волосы, только после этого зашел на кухню.
— Ты, Рахима, опять за свою кулинарию? Зря занялась учительством, лучше бы шла в поварихи, прославилась бы на всю страну.
Гаухар завтра уезжает, надо что-нибудь испечь ей на дорогу. — Рахима открыла духовку, оттуда пахло чем-то вкусным.
— Сдала экзамен?
— Сдала. Отправилась в магазины за дорожными покупками.
Зазвонил телефон. Галимджан-абы взял трубку.
Оказывается, Джагфар. Он просит передать трубку Гаухар. Галимджан сказал, что ее нет дома, советовал позвонить несколько позже.
— Не надо бы ему звонить, — недовольно заметила Рахима и пересказала Галимджану все то, о чем сообщила Гаухар.
— Так и сказала — расстались? Это хорошо! — одобрил Галимджан. — Наконец-то набралась духу. Отлично! Теперь ей будет легче.
— Ты не очень-то радуйся, Галимджан, мы ведь еще не знаем, что ждет ее в будущем.
— Что уж там ни ждет, но это будет новая жизнь. Человек перестал кружиться, не сходя с места, вот что ценно.
— Любишь ты расхваливать будущее. Еще не известно, как сложится оно.
— Как же не хвалить! Я высоко ценю, когда человек расстается со старым, с гнильем. Значит, для человека открывается дорога в будущее, к счастью. Теперь пусть Гаухар пошире раскроет глаза да не ошибается во второй раз.
— Если б знать, где и в чем ошибешься…
— На то человек и копит жизненный опыт, — заключил Галимджан.
В это время вернулась Гаухар. Должно быть, похолодало на улице, щеки у гостьи раскраснелись.
— Не замерзла?
— Какое там, Галимджан-абы! Я и не почувствовала никакого холода.
— Молодость. У молодых кровь горячая…
Гаухар разделась, убрала сумку с покупками. Зашла к Рахиме на кухню, Галимджан уже находился там.
— Знаешь, Гаухар, — несколько смущенно начала Рахима, — тут у Галимджана не очень складно получилось… Звонил Джагфар? Галимджан не догадался сказать, что ты уехала, велел позвонить еще раз.
— Я же ведь ничего не знал, как там было у Гаухар, — оправдывался Галимджан.
— Ничего, не страшно, Галимджан-абы. Джагфар для меня не существует.
— Ты, надеюсь, серьезно говоришь это?
— Серьезней некуда. Только мне не хочется рассказывать подробно, очень устала.
— Ну в не рассказывай. Зачем повторяться? Заверещал телефон. Гаухар сразу же взяла трубку.
— Это вы, Маулиханов?.. Нет, нет, мы уже обо всем переговорили. Ничего добавить не могу.
Гаухар положила трубку. Через несколько минут опять звонок. На этот раз трубку взял Галимджан. Молча подержал ее и так же молча опустил на рычаг.