Зеленый берег
Шрифт:
Конечно, Алчын и не подозревал, что Гаухар находится в Зеленом Береге. Он, наверное, и забыл о ней. Гаухар пошла на концерт, разумеется, не помышляя о встрече с актером, — она так давно не была в театре, не слышала ни музыки, ни пения.
В выходной день Гаухар вместе с Миляушей и Вильданом отправились в районный Дом культуры. Она еще ни разу не была здесь. Дом культуры был довольно просторным но в его архитектуре нетрудно было заметить безвкусицу, а главное — не соблюдался элементарный порядок во время концерта: одни сидели в пальто, другие положили
…Концерт казанских артистов состоял из двух отделений. В общем впечатление осталось неплохое. Правда, некоторые «речевики» в выступлениях своих склонялись к невзыскательным эстрадным приемам, старались во что бы то ни стало рассмешить публику, «сорвать» аплодисменты. Бросалась в глаза и небрежность актеров в костюмах. Вероятно, полагали: в районном Доме культуры сойдет, И в репертуаре чувствовалась пестрота, перегрузка, некоторые номера без ущерба можно было, снять. Все же Гаухар не пожалела, что пришла на концерт: развлеклась немного, побыла среди людей, это ведь гораздо лучше, чем сидеть взаперти.
Алчына принимали очень хорошо. Он держался просто, не гордился, выходил на вызовы. Народные песни, романсы, составлявшие основу его программы, были хорошо подобраны — с глубоким содержанием, со вкусом. Но когда его стали вызывать на «бис», он тоже оказался не очень-то разборчивым: исполнил какие-то опереточные куплеты с целью угодить «галерке». Теперь Гаухар вспомнила: эти же самые куплеты он пел и тогда, на вечеринке. Но что можно спеть в гостях, не всегда удобно исполнять со сцены, на концерте.
Дома, уже в постели, она нечаянно вернулась мыслью к Алчыну. Внешне он мало изменился, но полнота заметно прибавилась. Что поделаешь, годы идут. Гаухар вспомнила — однажды Алчын сказал ей: «Вы одновременно и черная лебедь, и черная роза». И вот, как это часто бывает, она повторяла в уме навязчивую фразу: «Черная роза, черная лебедь и… черная змея». Долго мешал ей заснуть этот вздор.
А на следующий день, вечером, вдруг явился к ней на квартиру сам Алчын. Вот уж никак не ожидала! Смутилась Гаухар ужасно. Бедная обстановка в комнатах у тетушки Забиры и сама Гаухар, одетая но-домашнему — все это никак не вязалось с театральными манерами Алчына, с его отлично сшитым костюмом. Но надо было как-то выходить из неловкого положения. Стараясь быть спокойной, Гаухар пригласила гостя сесть, накинув на плечи пуховый платок.
— Вы удивлены? — это были первые слова Алчына.
— Не скрою этого, — призналась Гаухар.
По объяснению гостя все получилось очень просто. Со сцены он увидел среди публики лицо Гаухар, памятное ему с того самого вечера…
— Мы
— О, я узнал бы вас и через десять лет! Это было сказано несколько патетически, театрально. Но все же нельзя не отдать должное зрительной памяти Алчына, он ведь действительно узнал Гаухар.
— Не так-то легко было найти меня здесь, — сказала она.
— Ну, это уже совсем просто! — рассмеялся Алчын. — Явился в милицию, в адресный стол, навел справку.
Разговаривая, Гаухар приглядывалась к Алчыну.
Вчера она смотрела на него из зрительного зала, а сейчас их разделяет только небольшой стол. Нет, сильно изменился Алчын; на лице много мелких морщинок, — наверное, как и все актеры, вынужден злоупотреблять косметикой, — в волосах появилась седина, глаза потеряли прежний блеск. Непоседливая и неустроенная жизнь артиста филармонии дала себя знать.
— Я все слышал, Гаухар-ханум. Знаю все, что произошло с вами, — вдруг заговорил Алчын без какого-либо вступления. — Но это не остановило меня, — как видите, я пришел. Я должен был сочувствовать вашему горю, но признаться, оно только обрадовало меня, Я вас с первого взгляда… Да, да, и не удивляйтесь, что явился к вам. В прошлом ваша жизнь была связана с другим человеком. А теперь вы свободны. И поэтому ничто и никто не мешает вам выслушать мои признания, с большим сочувствием, чем прежде…
— Признания?! — настороженно переспросила Гаухар.
— Те самые признания, которые вы слышали от меня в Казани.
— Я не слышала от вас никаких признаний, — твердо ответила Гаухар. — Правда, однажды вы предложили проводить меня после концерта. Но я напомнила вам…
— Сейчас-то вам не о чем я не о ком напоминать, — перебил Алчын, — Повторяю: вы ведь свободны.
— Опомнитесь, Алчын! Что вы говорите?! Мы с вами всегда были не больше чем шапочные знакомые. Уж не считаете ля вы, что мое несчастье сделало меня легкомысленной?
— Гаухар-ханум. Я не думаю о вас так! — все Дольше распалялся Алчын, входя в роль. — Вы в моих глазах на недосягаемой высоте. Я не собираюсь воспользоваться… Нет, нет, я люблю вас! С той самой вечеринки люблю! Узнав, что вы здесь, я сразу же после концерта, среди ночи, хотел разыскивать вас, только друзья удержали!
Гаухар поднялась со стула, прошлась по комнате, придерживая платок на плечах.
— Не морочьте мне голову пустыми словами! — уже строго проговорила Гаухар. — Не хотите ли чаю? Сейчас поставим самовар.
— Не беспокойтесь, спасибо. Но я не принимаю ваш отказ. Слышите? Я многим жертвую. Не скрою — есть одна девушка, она ходит за мной по пятам… Но, видите, я у вас…
— Вы играете плохую роль, Алчын! — почти с ненавистью сказала Гаухар. — У вас есть театральные навыки, могли бы выбрать пьесу получше.
— Я не лгу, Гаухар-ханум!
— В таком случае отправляйтесь к этой девушке! Немедленно отправляйтесь!
— Но я никогда не играл двух ролей, Гаухар-ханум, если вам угодно назвать мои признания ролью.