Зеленый остров
Шрифт:
— Добрый вечер! — услышала она за спиной вежливый мужской голос. Обернувшись, Зоя узнала Коршункова, нового токаря со своего участка. И вот потому, что этот парень работал с ней в одном цехе, то есть был знакомым человеком, еще потому, что улыбался он приветливо и не нахально, был трезв, чисто выбрит, опрятно одет, наконец потому, что был Коршунков по-молодому хорош собою, Зоя ответила сердечно:
— Добрый вечер, Сережа!
— Домой? — спросил он, явно не имея программы дальнейшего развития разговора:
— Конечно, домой. А ты?
— И я домой! — радостно подтвердил Коршунков.
— Надо же, какое совпадение! — Зоя улыбнулась.
Засмеялся и Коршунков: так хорош, легок и заразителен был смех русоволосого парня с чистым правильным лицом, пушистыми бровями и ясными серыми глазами, что и Зое стало весело: она вновь почувствовала себя молодой и привлекательной женщиной.
— А я в кино был, — все тем же радостным голосом сообщил Коршунков. — Вы не смотрели это… забыл уже название… в общем, про физиков?
— Я давно не была в кино.
— Уй, такая муть! Я до конца и смотреть не стал. А вы — с танцев?
— Нет, у подруги была.
Есть множество способов, чтобы развить начавшийся разговор, превратить в острую, полную намеков словесную игру, но Коршунков — и это понравилось Зое — оказался так неловок, что надолго замолчал, — только улыбался растерянно и восхищенно.
А Зоя уже должна была выходить. Она поднялась и доброжелательным тоном сказала Коршункову:
— Моя остановка. До свиданья!
— До свидания! — изумленно откликнулся тот.
Двери сомкнулись, и троллейбус покатил дальше. Пережидая, пока он проедет мимо, Зоя ощутила в себе странное — веселое, но близкое к досаде чувство.
Она пересекла дорогу, вышла на свою сторону улицы к разноцветно светившимся окнам промтоварного магазина — и обернулась, чтобы посмотреть на удалявшийся троллейбус. А троллейбус неожиданно притормозил — из него выскочил и побежал через дорогу — к Зое — Коршунков.
— Добрый вечер! — нагнав ее, выпалил он.
— Мы уже здоровались! — постаралась суше ответить Зоя.
— Да это же там было… А теперь мы снова встретились. Можно я вас провожу: тут на поселке темновато.
— Вот уж не надо! Я никого не боюсь.
— Да почему вы отказываетесь? — удивился Коршунков. — Мы же в одном цехе… По-товарищески, так сказать. Что в этом особенного?
Зоя, осторожно взглянув в лицо Коршункову, ответила:
— Товарищами мы с тобой можем быть только на работе.
— Все-таки я тебя провожу! — упрямо сказал Коршунков.
Зоя молчала и быстро шла, как привыкла ходить одна в ночное время.
— А почему ты в кино не ходишь? — спросил Коршунков. Зоя не ответила, захваченная усилившимся в ее душе предчувствием опасных перемен в жизни.
— Давай
— Коршунков, ты, оказывается, прилипчивый товарищ. Нехорошо! — отчетливо сказала Зоя.
— Почему нехорошо? По-моему, наоборот. Я у вас человек новый. Хочу лучше узнать людей. Вот, например, с тобой хочу поближе познакомиться.
— А я — не хочу! — отрезала Зоя.
— Зря ты так… Ты меня не бойся, ничего плохого в виду не держу.
— Еще бы не хватало!
— Честное слово!.. Просто мне нравятся такие, как ты. Знаешь, на кого ты похожа? Вот когда впервые тебя увидел, я сразу решил: точь-в-точь Татьяна Ларина. Из «Евгения Онегина», помнишь? Она потом за генерала замуж вышла. Онегин к ней сунулся, а она говорит: «Уже поздно, я замужем!»
Замедлив шаг, Зоя удивленно-недоверчивым взглядом всмотрелась в серьезное лицо Коршункова. Потом, будто освободившись от какой-то тяжести на душе, вольно рассмеялась.
— Вот именно, уже поздно, — наконец выговорила она.
— Правда? — огорчился Коршунков. — А я слыхал… Ну, это самое, вроде бы ты не замужем.
— Да тебе-то какая разница: замужем, не замужем… У меня ребенок есть, вот что ты должен был услышать. И слышал, конечно. Я старше тебя, Коршунков, у меня есть дочь. Поэтому ко мне не надо приставать, напрасно все это. И отправляйся-ка ты спать, детское время вышло.
— Вот, опять сердишься, — обиженно сказал Коршунков. — А я к тебе по-простому, по-хорошему. И погода такая… подходящая!
Майский вечер в самом деле был удивительно теплым и тихим. Вблизи уличных фонарей неправдоподобно зеленой казалась молодая листва кленов и лип. Кое-где возле домов веерами развернулись и подернулись поверху светящимся кружевом цветения сиреневые кусты. Запах сирени то волнующе окружал, то терялся, уступая затхлому духу из подъездов и разбитых окон подвалов. Вблизи фонарей мельтешили рои насекомых, и над головой нередко слышалось торопливое, низкое жужжание майских жуков.
— Н-ну… клей липучий! — в сердцах воскликнула Зоя. — Ладно, проводи, раз уж так хочется. Проводи… Только я ведь вполне серьезно говорю: не фантазируй, Коршунков! Не огорчай меня, и без того неприятностей хватает. Договорились?
— Поживем — увидим…. — Коршунков улыбнулся. Эта неожиданно уверенная, мужская улыбка встревожила Зою — она нахмурилась, прибавила шагу.
— Слушай, а правду говорят, будто ты в Ленинграде жила, в институте училась?
— Ну и что?
— Почему же не доучилась?
Зоя раздраженно передернула плечами.
— Не повезло, да? — допытывался Коршунков. — Несчастье какое-нибудь?
Зоя остановилась и внимательно посмотрела на провожатого.
— Слушай, ты притворяешься или в самом деле такой? — спросила она.