Зелёный шум
Шрифт:
— И Борьке докажем, — согласился Гошка. — И теперь никому шпитомцев не уступим.
В аптеке ребята получили три пакетика крысиного яда и стали раздумывать, что им делать дальше.
— Надо домой скорее, — напомнил Никитка. — Там, поди, ребята нас ждут.
— Тогда на базар пошли, — сказал Гошка. — Попутную подводу поищем.
Распродажа
На базаре было людно и шумно. С колхозных грузовиков и подвод торговали картошкой, морковью,
В дальнем углу базара продавали всякую живность. Над подводами стояло неумолчное хлопанье крыльев, кудахтанье кур, кряканье уток, гогот гусей. То и дело слышалось трубное мычание молодых бычков и пронзительный визг поросят.
Ребята обошли почти все ряды и не встретили ни одной знакомой подводы.
— Пожалуй, пешком переть придётся, — вздохнул Гошка и, достав из-за пазухи ломоть хлеба, поделился с Никиткой. — Давай подзаправимся и айда.
Неожиданно Никитка толкнул приятеля:
— Глянь-ка! Мамка твоя.
Гошка вскинул голову и обмер: его мать стояла у широких саней-розвальней и продавала поросят. Голова её по самые брови была закутана тёмным шерстяным платком, воротник кожушка приподнят, подбородок тоже завязан платком, только белым, и со стороны казалось, что у матери болели зубы или ей сильно нездоровится. Да и торговала она как-то странно: ни с кем не спорила, свой товар не расхваливала, а только безучастно и молча доставала из плетёной корзинки визжащих поросят и передавала их покупателям.
Какие-то незнакомые Гошке и Никитке мужчины и женщины толпились вокруг саней, спорили из-за очереди, совали в руки Александре деньги, и она, не считая, опускала их в карман.
— Отменные поросята! Здоровые, чистенькие! — расхваливал кто-то из очереди. — И цена без запроса. Удивительно прямо.
Никитка потряс за плечо оцепеневшего Гошку.
— Ты видишь, видишь! Это же наши шпитомцы. Вон Вьюн, вот Простофиля… Да что ж она делает, мамка твоя?!
Гошка наконец пришёл в себя. Он бросился в толпу и, ожесточённо расталкивая всех локтями, пробрался к матери. Никитка еле поспевал за ним.
— Мамка! Что ты? Зачем? — отчаянно зашептал Гошка, хватая мать за руку.
Но было уже поздно.
Какая-то сухонькая, с утиным носом старушка выхватила у Александры из рук последнего поросёнка — это был Черныш, — сунула ей пачку замусоленных денег и торопливо скрылась в толпе.
— Всё, граждане, всё. Вчистую расторговалась, — устало сказала Александра, закрывая брезентом пустую корзину.
Покупатели неохотно начали расходиться. Александра обернулась к сыну, схватила его за плечо и, загородив от чужих глаз, встревоженно зашептала:
— Откуда ты, лихо моё? Пошто здесь? Следил, что ли, за мной?
— Ты
— Ну, погоди, Гоша, погоди! Так уж вышло. Я сейчас всё растолкую. Да не кричи ты на весь базар, ради бога, не кричи. — Мать попыталась прикрыть Гошкин рот ладонью.
Гошка отпрянул в сторону.
— А ты верни их! Верни!
Мать виновато развела руками:
— Где уж там… Были да сплыли.
Гошку трясло как в лихорадке.
Он вдруг выхватил из рук матери пачку денег, которые та ещё не успела сунуть в карман, и кинулся догонять старуху. К счастью, та была недалеко. Она сидела за овощным ларьком на ящике и, держа Черныша на коленях, поила его молоком из бутылочки с соской.
— Этот не продаётся, — хрипло выдавил Гошка. — Берите свои деньги!
И не успела старуха понять, что к чему, как Гошка выхватил у неё из рук поросёнка, бросив на колени пачку денег.
Но старуха была не из уступчивых. Размахивая деньгами, она с криком затрусила вслед за Гошкой.
За старухой двинулись любопытные. Вскоре большая группа зевак собралась около саней.
— Да отдай ты бабушке поросёнка, — багровея от смущения, упрашивала сына Александра. — Что продано, то уж продано.
— Не отдам! — упрямо твердил Гошка, прижимая к груди задыхающегося от визга Черныша и держась от матери на приличном расстоянии. — Не твой он! И продавать права не имеешь!
Старуха продолжала кричать, что это не колхозная торговля, а чистый разбой и пусть добрые люди вступятся за неё.
Две дюжие тётки стали приближаться к Гошке.
Александра вдруг метнулась к сыну, загородила его спиной и, обернувшись к старухе, принялась перед ней извиняться:
— Неувязочка получилась. Этого поросёнка мой сынок вырастил, привязался к нему, а я, глупая, на базар его прихватила. Ну, сынку и обидно, понятное дело. Ты уж не гневись, бабуся, отступись, а я тебе вот что за это. — Она достала из кармана двадцатипятирублёвку и поспешно сунула её старухе в руку.
Старуха посмотрела бумажку на свет, потом пересчитала деньги в пачке и, покачав головой, успокоилась:
— Ну, бог с вами. Чем бы дитя ни тешилось… А коли так, зачем на базар выехали? Морока одна, а не торговля.
Она побрела прочь от саней, а за ней разошлись и зеваки.
— А где остальные поросята?.. — подступил к матери Гошка.
— Ладно, помолчи пока, — перебила его мать. — Поехали-ка отсюда. В дороге поговорим. — Она подтолкнула сына к саням и кивнула на поросёнка. — Суй в корзину своё золотце. Да не бойся, никто больше на него не польстится.
Гошка опустил Черныша в корзину и вдруг вспомнил про Никитку: