Зелёный шум
Шрифт:
— Так что ж, и нам с тобой тоже привирать да обманывать? — перебил его Гошка.
Он наконец затянул ремни на валенках и взялся за лыжные палки.
— Ты куда? — удивился Никитка. — Там же щи стынут и котлеты.
— Уминай за двоих, а я пошёл, — отмахнулся Гошка и, высоко поднимая лыжи, выбрался на обочину дороги.
Но снег, прогретый за день солнцем, стал рыхлым и липким, и лыжи никак не хотели скользить.
Гошка с силой оттолкнулся палками и порвал на левой ноге крепление. Чертыхнувшись, он вскинул лыжи на плечо
«Вожжа под хвост попала. Теперь не остановишь», — подумал Никитка. Он взял из саней свои лыжи и бросился догонять приятеля.
— Тоже мне «нравный»… — с досадой заговорил Никитка. — Не хочешь — не разговаривай с матерью, а зачем же от подводы отказываться? Теперь вот хлебай киселя восемнадцать километров.
— А мы с попутной машиной доедем. — Гошка остановился и стал «голосовать» проходящим грузовикам. Потом вдруг вспомнил про пакетики с крысиным ядом.
— Зачем они теперь? — удивился Никитка. — Всё равно шпитомцев-то нет.
— Надо. Кузяеву покажем. Пусть он не наговаривает на нас, — сказал Гошка и попросил Никитку сходить за пакетиками. Сам же он за это время поищет попутную подводу или машину.
Никитка согласился и отправился в чайную.
Но едва он только вошёл туда, как заметил, что за столиком рядом с Гошкиной матерью сидит Ефим Кузяев.
Они сидели спиной к Никитке и о чём-то вполголоса разговаривали.
«Ага, и Кузяев здесь», — подумал Никитка, придвинулся ближе и, прижавшись к стене, невольно прислушался.
Официантка принесла Кузяеву графинчик с водкой и закуску. Тот разлил водку по стаканам и потянулся к Александре чокнуться.
— С удачной тебя распродажей, сестрица!
Александра пить отказалась и отодвинула стакан в сторону. Кузяев выпил один.
— Ну-ну, как знаешь. А я ведь в соседнем зале сидел. Давно хотел к тебе перебраться, а ты тут с ребятами лясы точишь. И откуда их принесла нелёгкая?
— Они сами по себе, по своим делам приехали, — уклончиво ответила Александра.
— Вот и ладно, — усмехнулся Кузяев. — Сама понимаешь, ребятишки в нашем деле лишняя обуза. — И, придвинувшись ближе, он деловито осведомился: — Значит, расторговалась, сестрица? Из своих никто тебя не приметил? В цене не продешевила?
Александра молча полезла в карман кожушка за деньгами.
— Ладно, потом отдашь, — остановил её Кузяев и заглянул ей в лицо. — Да что ты как в воду опущенная сидишь?
— Будешь тут в воду опущенная. — Александра провела ладонью по лицу, словно сняла липкую паутину. — Обманул ты меня, Ефим, запутал. Ну и я через тебя почём зря врать стала.
Кузяев насторожился:
— Что это за слова такие?
— А вот такие. Шпитомцы-то ребячьи здоровёхоньки были, а ты их в больные зачислил да торговать меня ими послал.
Кузяев исподлобья посмотрел на сестру и сделал вид, что обиделся.
— Это уж ты зря, Александра. Вспомни, как дело-то было Мы как
— Ладно, Ефим. Хоть сейчас-то не ври, — устало махнула рукой Александра и, показав Кузяеву пакетик с крысиным ядом, обо всем рассказала.
Кузяев нахмурился:
— Это что ж получается? Следят за нами ребятишки, улики подбирают?
— Да нет. Они тебя сегодня вроде не видели. Но обидели мы их крепко — сначала ты их от поросят отстранил, теперь базар этот.
— А взрослым кому мальчишки о базаре не сболтнули?
— Не должно вроде.
— А где они сейчас? — продолжал допытываться Кузяев.
Александра призналась, что Гошка поссорился с ней, убежал из чайной, а Никитка пошёл его разыскивать.
— Эх ты, голова, уши холодные, — с досадой сказал Кузяев. — Раз такое дело, надо бы парня при себе держать, глаз с него не спускать. — Он оглянулся, чтобы позвать официантку, и вдруг осёкся. За его спиной, у стены, неловко переминаясь с ноги на ногу, стоял Никитка.
— Это что за невидаль? — удивился Кузяев. — Ты зачем здесь?
— Я… Мы… — забормотал Никитка. — Мне Гошка пакетики велел взять. С ядом с этим.
— Ох, господи, — вздохнула Александра, передавая Никитке пакетики. — И зачем они вам теперь? Где Гошка-то?
— А он там, на улице. Подводу попутную ищет.
— Вот упрямый-поперечный! — рассердилась Александра. — Иди скажи ему: сейчас вместе поедем. — И она обратилась к брату: — Пора трогаться, Ефим.
— Да-да, уже время, — согласился Кузяев.
Он искоса оглядел Никитку, потом поднялся из-за стола и взял его за плечо.
— Ну-ка, выйдем!
Они вышли в коридор, Кузяев затолкал Никитку в дальний полутёмный угол и, держа за плечо, угрожающе шепнул:
— Кайся, как на духу. Чего-нибудь слышал?
— Слышал, дядя Ефим, — так же шёпотом признался Никитка, чувствуя, как рука Кузяева больно сжимает его плечо.
— Ну?
— Вы тётю Шуру поросят заставили продать.
— Та-ак… Очень даже красиво, — протянул Кузяев. — Ну вот что, стрючок, ты меня сегодня в городе не видел, с Александрой я ни о чём не разговаривал и о продаже поросят знать ничего не знаю. Всё запомнил?
— Как же это, дядя Ефим… — начал было Никитка.
— Ты моего Митьку знаешь? — перебил его Кузяев.
— Как не знать…
— Вот и заруби себе на носу. О том, что здесь слышал-видел, помалкивай. Ни Гошке, никому ни слова. А будешь болтать — Митька тебе пропишет ижицу. Знаешь, поди, какие у него кулаки справные. Ну, иди себе. — Кузяев слегка щёлкнул Никитку по затылку, потом сунул ему в руку десятирублёвку. — Возьми. Гостинец себе купишь.
Он подтолкнул Никитку к выходу, проследил, куда тот пошёл, и вернулся обратно в чайную.