Земля без людей

Стюарт Джордж

— Джози, детка, почему бы тебе не отвернуть кран так, чтобы не стоять целый час у раковины?

— Но, мамочка, я повернула его изо всех сил. Войдя в кухню, Иш увидел Джози с чайником в руках и тонкую струйку воды из водопроводного крана.

— Доброе утро! — поздоровался он. — Кажется, нужно звать Джорджа менять прокладки. Джози, а почему бы тебе не сбегать в сад и не набрать воды из уличного крана? Согласно кивнув, Джози запрыгала к дверям, и, когда они остались наедине, Ишу представилась возможность поцеловать Эм и поведать планы на сегодняшний день. Джози пропадала недолго и вскоре вернулась с полным чайником.

— Вода в уличном кране сначала бежала быстро, а потом тоже стала маленькой струйкой, — пожаловалась она, водружая чайник на бензиновую плитку.

— Вот же напасть! — поморщилась Эм. — А ведь надо еще мыть посуду. И Иш узнал знакомые интонации. Эм всегда так говорила, когда на их маленькую ячейку общества сваливалась очередная беда, требующая от мужского населения решительных действий. Стол для завтрака накрывали в столовой, и выглядел он так, как мог выглядеть стол для завтрака в Старые Времена. Иш занял место на одном краю стола, а Эм напротив него — на другом. Сейчас вместе с ними жило только четверо детей. Шестнадцатилетний Роберт, по законам Племени уже настоящий мужчина, сидел рядом с Уолтом — двенадцатилетним, но не по возрасту крупным и чрезвычайно деятельным мальчишкой. А напротив них, ближе к кухонной двери, Джои и Джози, в чьи обязанности, кроме всего прочего, входило помогать готовить завтрак, накрывать

на стол, время от времени бегать на кухню за чем-то недостающим, после чего мыть посуду. Каждый раз, занимая свое привычное место, Иш не переставал удивляться, насколько мало эта сцена семейной жизни отличается от того, что могло происходить в Старые Времена, хотя тогда даже в самых смелых мыслях он не мог представить себя отцом такого многочисленного семейства. Независимо от числа, семья — вот, что объединяло человеческие существа в любые времена и в любом обществе. Союз отца, матери и детей сформировал основополагающую социальную ячейку, и ее можно было рассматривать скорее как явление биологическое, чем социальное. В его представлении семья оказалась самым стойким из всех социальных институтов человеческого общества. В своем развитии она предшествовала рождению цивилизаций, и вполне естественно, что единственная сохранилась после их крушения. Ну а если вернуться к накрытому столу, то на нем можно было увидеть виноградный сок — консервированный, естественно. Иш уже достаточно давно начал испытывать серьезные опасения по поводу витаминной ценности консервированных соков, да и вкусными их вряд ли можно было назвать. Но люди, по заведенной привычке, продолжали пить соки, во-первых, потому, что соки оказывали благотворное влияние на процесс пищеварения, а во-вторых, если не приносили пользы, то и вреда особого не причиняли. А вот яиц на столе не было, поскольку со времен Великой Драмы не осталось в живых ни одной курицы. Бекона тоже не было, так как данный продукт в железных или стеклянных, банках по прошествии стольких лет сделался большой редкостью, а живых свиней — насколько можно верить не отличавшимся особым усердием поискам — в окрестностях не водилось. Но стояло в центре стола блюдо с аппетитными тушеными говяжьими ребрышками, что, даже на утонченный вкус Иша, служило вполне достойной заменой пропавшему бекону. Что касается детей, то для них лучшего и не существовало. Впрочем, значительная часть их завтрака состояла именно из тушеных ребрышек. Дети выросли в основном на мясе, не представляли что-нибудь другое и мало стремились к этому другому. В противоположность им Эм и Иш еще помнили, что такое каши и поджаренный хлеб, но, спасибо крысам и долгоносикам, уничтожившим всю существовавшую некогда крупу и муку, теперь пытались разнообразить мясной стол консервированной мамалыгой, из которой, при определенном усердии, получалось некоторое подобие традиционных блюд для завтрака. Они запивали консервированную мамалыгу консервированным молоком, а если требовалось подсластить, то для этих целей использовался кукурузный сироп, так как с недавних пор им уже не удавалось найти сахар, переживший нашествие крыс и выдержавший удары непогоды. Для взрослых был еще кофе. Иш добавлял в свой молоко и кукурузный сироп. Эм большей частью предпочитала черный, без всяких сладких добавок. Нужно отметить, что кофе в вакуумных упаковках, как и сок из консервных банок, тоже потерял значительную часть аромата, а значит, и прелести. Итак, стол был накрыт в соответствии с годами выработанным стандартом. Если не брать в расчет возможное отсутствие витаминов, подобное меню обеспечивало их достаточно сбалансированным набором пищи, а что касается витаминов, то для этого существовали свежие фрукты, хотя после того, как всевозможные жучки, тля и кролики уничтожили фруктовые сады, их оставалось все меньше и меньше. Немного земляники, немного черной смородины, немного червивых яблок и вяжущих рот слив с давно одичавших деревьев. Но в целом Иш находил подобный завтрак более чем удовлетворительным. А когда утренний ритуал подошел к концу, он достал из увлажнителя сигарету, прикурил и вальяжно развалился в кресле гостиной. А вот сигарету с трудом можно было отнести к разряду удовлетворительных. Они уже давно не могли найти сигареты в вакуумных пачках, а в обычных, независимо от качества упаковки, сигареты пересохли много лет назад. Приходилось их какое-то время держать в увлажнителях, после чего из сухих они превращались в сырые. Вот это как раз и произошло с выбранной им сигаретой. Но не поэтому невкусной казалась первая сигарета — Иш опять нервничал. Из кухни, сквозь легкое позвякивание посуды, доносились обрывки фраз Эм и близнецов, и Иш понял, что неприятности с водой продолжаются. «Наверное, стоит пойти прогуляться, — думал он, — увидеть Джорджа и попросить прочистить трубу, если она забилась». С этими мыслями он выбрался из кресла и вышел из дома. Правда, сразу к Джорджу он не пошел, а, с целью прихватить с собой Эзру, остановился возле дома Джин. И не потому, что могла понадобиться помощь Эзры или ему был нужен Эзра для переговоров с Джорджем, а просто потому, что Ишу всегда было приятно видеть Эзру. Он постучал, но дверь открыла Джин.

— Эз сейчас здесь не живет, — сказала она. — Эту неделю он у Молли. — И всякий раз, становясь свидетелем некоторых практических особенностей двоеженства, испытывал Иш забавное недоумение. Для него до сих пор оставалось загадкой, как обе дамы умудряются поддерживать столь ровные отношения — настолько ровные, что порой приходят друг другу на помощь в чрезвычайных обстоятельствах мелких неурядиц домашнего хозяйства. Еще одна триумфальная победа Эзры в мирном сосуществовании со всем окружающим миром. Иш было собрался уходить, но, вспомнив цель похода, остановился.

— Послушай, Джин, — сказал он. — У вас вода сегодня нормально идет?

— Нет, — ответила Джин. — Плохо. Едва капает. Она закрыла дверь, а Иш спустился со ступеней крыльца и зашагал к дому Молли. Кажется, он начал кое-что понимать, и от этого понимания ему сделалось немного не по себе. У Молли он не только нашел Эзру, но и узнал, что в их доме с водой все обстоит благополучно. Возможно, и потому, что дом Молли находился на несколько футов ниже, чем дом Джин, и вода могла застояться в трубах. Уже вдвоем мужчины добрались до аккуратного, ухоженного дома Джорджа, спрятавшегося за свежевыкрашенным штакетником. Морин провела их в гостиную и попросила подождать, пока она разыщет вечно где-то пропадающего по плотницким делам Джорджа. Иш утонул в изрядных размеров велюровом кресле. Всякий раз, стоило ему оказаться в доме Джорджа, с чувством восхищенного удивления, смешанного со своего рода извращенным наслаждением, он обводил взглядом гостиную. Гостиная Джорджа и Морин выглядела так, как, наверное, должна была выглядеть в добрые Старые Времена гостиная в доме преуспевающего плотника. Здесь были торшеры под розовыми абажурами с длинными свисающими кистями. Здесь были очень дорогие электрические часы и величественная радиола с приемником на четыре диапазона. И еще здесь был телевизор. На столах лежали элегантно собранные в крахмальные складки салфетки и еще популярные журналы в чрезвычайно ровных стопках. Торшеры не давали света по простой причине отсутствия электрической энергии, а стрелки часов замерли, сколько он их помнит, на 12:17. Журналы могли быть свежими, по крайней мере, двадцать один год тому назад. Даже если вдруг свершится чудо и в сложных цепях радиоприемника появится электрический ток, то, сколько ни крути ручки настройки, ни переключай диапазоны, пуст будет эфир и не зазвучит из динамиков, искаженный атмосферными помехами, далекий голос. Но все эти вещи объединяло одно — они служили символом благосостояния. Джордж в Старые Времена был плотником. Морин была замужем за человеком, который по своему финансовому положению на социальной лестнице занимал место где-то совсем рядом с Джорджем. Подобные им всегда хотели

иметь красивые торшеры, электрические часы, радиоприемники и кучу всяческих вещей. А теперь, когда появилась наконец возможность стать счастливыми обладателями всего этого добра, они вышли из дома, разыскали то, о чем мечтали, и принесли в дом. Тот факт, что материализированное воплощение их грез не работало, был уже вторичным, так как по вечерам Морин вносила в гостиную керосиновую лампу и не торшеры, а простая керосиновая лампа давала им свет. А для услады слуха всегда был под рукой патефон с заводной ручкой. Все вокруг было нелепо и одновременно наводило на грустные размышления. Хотя всякий раз, стоило подумать об этом, он вспоминал первую реакцию Эм.

— Ну и что? — говорила она. — А ты разве не знал в Старые Времена гостиные с фортепиано или даже роялем у людей, не умевших на них играть? И еще библиотеки — как там они назывались? Гарвардская классика, что ли, хотя никто никогда даже не открывал этих книг. А помнишь камины без дымоходов? Все эти вещи были нужны лишь для того, чтобы показать — вот человек, который может позволить иметь их. Подтверждение, что в этой жизни ты тоже чего-нибудь стоишь. Я не вижу причин, почему Джордж и Морин не могут позволить себе иметь торшеры, если вечера проводят при свете керосиновой лампы… От воспоминаний его отвлекли сначала тяжелые шаги Джорджа, а потом и вся его громоздкая, закрывшая весь дверной проем фигура. В руке Джордж держал разводной ключ и одет был в изрядно потрепанный, весь в пятнах краски комбинезон — традиционную одежду всех плотников и Джорджа. Другой на его месте мог позволить каждое утро надевать новый комбинезон, но Джордж, видно, лучше чувствовал себя в потрепанных, со следами трудовой деятельности.

— Привет, Джордж, — сказал Эзра, который в любой ситуации всегда умудрялся сказать первое слово.

— Доброе утро, — сказал Иш. Джордж какое-то время молча жевал губами, словно соображал, что требует от него непредвиденно возникшая ситуация.

— Здравствуй, Иш… Здравствуй, Эзра.

— Видишь ли, Джордж, — сказал Иш. — Сегодня утром ни у Джин, ни у меня нет воды. А в твоем доме есть вода? Наступила пауза.

— Здесь тоже нет, — сказал Джордж.

— Хорошо, — сказал Иш. — И что ты думаешь, почему нет воды? Джордж задумчиво молчал и лишь энергично шевелил губами — так, словно жевал кончик воображаемой сигары. А Иш потихоньку начал раздражаться тупоумием Джорджа, но волю чувствам не давал, держал себя в руках, ибо знал, что Джордж правильный человек, из тех, кого приятно иметь рядом.

— Ну так как? — повторил он. — Что ты думаешь, Джордж? Джордж совершил движение ртом, будто переложил воображаемую сигару из одного угла рта в другой, и только тогда ответил:

— Если ее нет и в другом месте, пожалуй, мне больше не стоит искать засоры в моих трубах, что я сейчас и делал. Думаю, она застряла в главной трубе, которая подходит ко всем домам. Иш поймал на себе быстрый взгляд Эзры и увидел тень промелькнувшей на его губах улыбки — вполне достаточно, чтобы понять: Эзра считает, что каждый из них мог дойти до этого своим умом и выводы, сделанные Джорджем, вряд ли рождены в голове гиганта мысли.

— Думаю, ты прав, Джордж, — сказал Иш. — А что нам теперь делать? Джордж снова переложил невидимую сигару и только тогда подал голос:

— Не знаю. Как и Эм, Джордж, очевидно, рассматривал имевшее место явление как не входящее в область его компетенции. Дайте ему в руки подтекающий кран или засоренный туалет, и он будет счастлив копаться там, пока не приведет все в должный порядок. Но Джордж далеко не механик и уж тем более не инженер. И как это всегда случалось, право лидерства должен был взять на себя Иш.

— Откуда течет вся эта вода? — приходя в легкое возбуждение, спросил он. Вопрос повис в воздухе. Это уже становилось забавным. Они прожили здесь двадцать один год, двадцать один год пользовались исправно текущей в дома водой, и ни у кого не возникло даже намека на желание узнать, откуда течет эта самая вода. Вода была даром прошлого, такой же доступной, как воздух, как фасоль в консервных банках, как бутылки с кетчупом, достающиеся без всяких хлопот, забот и усилий, стоит лишь зайти в магазин и легким движением руки снять с полки то, что в данный момент тебе приглянулось. Вообще-то у Иша порой мелькали довольно смутные соображения, и он лениво думал, сколько еще может продолжать течь вода и что им нужно сделать для создания ее запасов. Но дальше досужих размышлений дело не пошло. Вода, которая исправно, вот уже много лет, подается в их дома, может с таким же успехом продолжать исправно течь по трубам еще много лет, и потому трудно заставить себя что-то делать, если начисто отсутствуют внешние раздражители активных действий. За все эти годы — если, конечно, не считать сегодня — был всего лишь один такой день, когда он на полном основании должен был заявить: «Сегодня я просто обязан позаботиться о запасах воды». Ну а сейчас переводил Иш взгляд с Джорджа на Эзру и напрасно ждал ответа. Джордж просто стоял, опустив глаза и неловко переминаясь с ноги на ногу. Эзра слегка подмигивал, давая понять, что это не его «отдел». Кто-кто, а Эзра знал людей. Во всяком случае, насмотрелся на них в своей винной лавке и мог сразу определить, кто к какой бутылке потянется. Но когда дело касалось идей и действий, Иш мог дать фору Эзре. Затянувшаяся пауза красноречиво подсказывала Ишу, что ответа он сегодня не дождется. Вода должна поступать из водопроводной системы старого города, — сказал он. — Я имею в виду, должна была поступать. Старые трубы оттуда идут. Но, пожалуй, для начала стоит сходить к резервуару и посмотреть, есть ли там вода.

— Вот и хорошо, — заторопился Эзра, как всегда согласный на все. — А еще можно спросить, что думают об этом мальчики.

— Нет, — сказал Иш. — Они ничего в этом не понимают. Мальчиков можно спрашивать об охоте и рыбалке, но об этом спрашивать их бесполезно. Они вышли на улицу и стали собирать собак, чтобы Запрячь их в тележки. До резервуара было не больше мили, но после того, как Иша покалечила пума, он стал неважно двигаться, да и у Джорджа от старости почти не гнулись ноги. Собрать собак вместе и приготовить все как надо — на это уходило время. В такие моменты Иш всегда жалел, что умение запрягать лошадей стало давно забытым искусством. Диких лошадей в ближайших окрестностях не осталось ни одной, но он был уверен, что они водились в избытке на востоке, в долине Сан-Хоакина. Но беда заключалась в том, что трое мужчин были в прошлом городскими, больше понимающими в автомобилях жителями и никто из них по-настоящему не знал, как ухаживать, разводить и запрягать лошадей, поэтому они даже не пытались их разыскивать. Да и собаки во многих отношениях казались даже удобнее, так как не требовали ухода и кормить их можно было мясными обрезками (все, что касалось говядины, было самой легкоразрешимой проблемой Племени). А держать лошадей означало следить, хороши ли у них пастбища, да еще постоянно оберегать от волков и пум. И когда исправный автомобиль стал большой редкостью, собачьи упряжки превратились в простейшее транспортное средство, полностью удовлетворяющее их скромные потребности в передвижении; и Джордж был счастлив, когда сколотил маленькие тележки, и теперь постоянно находил себе занятие, приводя их в должный порядок. Потребовались годы, чтобы Иш наконец мог отделаться от ощущения, что в тележке, запряженной четырьмя собаками, становится участником балаганного маскарада ряженых, представляя собой в высшей степени нелепое и жалкое зрелище. А вот другие не испытывали подобных чувств, и в конце концов он смирился и стал принимать собак и тележки как должное. Ну а кроме того, считалось естественным, что собака тащит нарты. Так почему не тележки? Они оставили упряжки у подножия последнего холма и, продираясь сквозь заросли черносмородиновых кустов на некогда гладкой и ровной дороге, одолели заключительный подъем. А потом молча стояли на краю резервуара и смотрели в его глубокий, пустой зев. В двух-трех самых низких местах еще плескалась тонкая пленка воды, но сливная труба обнажилась, застыв в воздухе чужеродным телом. Они долго просто стояли и смотрели вниз, пока первым не заговорил Эзра.