Земля и небо. Записки авиаконструктора
Шрифт:
Как-то раз появляется с визитом, по моему наивному понятию «дружеским», сам начальник ЦКБ завода № 39 Сергей Владимирович Ильюшин, бывший с декабря 1935 года еще и начальником Отдела опытного самолетостроения ГУАП. Побродив вместе с АэСом по территории завода, он посетил и «кабинет» Яковлева.
Трефилов с Беляевым дипломатично ушли, а я, корпевший над чертежом и сидевший прямо перед ними, в расчет не принимался. Я навострил уши.
— Ну что ты здесь кустарничаешь, — говорил между тем Ильюшин. — Переходи ко мне в ЦКБ,
— Что вы, Сергей Владимирович, я не справлюсь.
— О чем ты говоришь? Я же тебе и раньше помогал, а тут и карты в руки.
«Соглашайся», — думал я про себя. — «Такое лестное предложение».
— Нет, Сергей Владимирович, я не готов. Там у вас такие тузы, как Григорович, Поликарпов. Куда мне с ними тягаться? Я уж здесь подучусь, набью руку, вот тогда и вернемся к вашему предложению.
«Зря», — думаю, — «там так интересно, такие возможности, а он, чудак, отказывается».
Так Ильюшин тогда и уехал ни с чем.
Теперь, оглядываясь назад, понимаю: вероятно, Ильюшин, человек дальновидный, хотел подрезать крылышки Яковлеву, заметив, что к нему уже потянулись специалисты из ЦКБ, такие как Сергей Макаров, Яков Суздальцев, Виктор Шелепчиков. Возможно, что тут приложили руку и руководители Авиапрома.
В 1935 году, приехав в Москву после очередной поездки в Ленинград, я зашел к АэСу, чтобы рассказать о ходе внедрения в серию самолета АИР-6. Он слушал довольно рассеянно, вероятно думая о своем, и внезапно спросил:
— А не могли бы вы взять один из истребителей И-5 и переделать его в двухместный?
— Проще простого. Только вот нужен расчетчик-прочнист.
— Прочниста я вам пришлю. А как же вы сможете справиться с этом делом?
— Главный инженер Ленинградского завода № 47 Шаройко только услышит ваше имя, отдаст все что угодно и будет смотреть сквозь пальцы на это дело.
— Ну что же, езжайте обратно и желаю успеха!
Откатив в сторону один из И-5-х, ожидающий ремонта, я распорядился снять три пулемета из четырех и отрезать трубчатый сварной фюзеляж позади пилотской кабины. Расчертив на плазу ферменную боковину новой хвостовой части фюзеляжа, я отобразил на ней трубы, размеры которых уточнил приехавший молодой инженер-расчетчик Георгий Пахомов.
Для сохранения центровки и веса снятия пулеметов оказалось недостаточно. Пришлось еще облегчить костыль, заменив тяжелую рессору на легкую пространственную фермочку с пластинчатой резиновой амортизацией, входившей в то время в моду. Сварные боковины фюзеляжа слегка изогнули, соединили поперечными трубами, расчалили стальными поперечными стяжками. Новую хвостовую часть с проемом сверху для второго члена экипажа приварили, и каркас двухместного учебно-тренировочного варианта истребителя И-5 был готов.
Самолет откатили в общую сборочную линию и через пару месяцев заново обшитый полотном и окрашенный, модифицированный
Вернувшись из очередного испытательного полета, летчик П. П. Скарандаев бросил через плечо:
— В штопоре трясет крыло.
— Да мы же, — говорю, — коробки крыльев не касались, да и длина хвоста старая, с чего бы это вдруг затрясло крыло?
— Не веришь, слетай сам.
Когда на другой день мы полетели, я еще перед взлетом удивился, увидев перед собой болтающиеся привязные ремни летчика. Ну, думаю, если он не привязался, то и мне не стоит.
Взлетев и круто, очень круто, набрав высоту 2,5 км, Скарандаев убрал газ и свалил И-5УТИ в левый штопор. Самолет сначала провалился, да так, что засосало под ложечкой, а затем резко завертелся.
Только тут я наконец разглядел, что пилот не застегнул только плечевые ремни, а поясные то у него застегнуты, а у меня нет! Мои ноги широко раздвинуты, чтобы не мешать двигаться педалям и ручке второго управления, руки сначала уцепились за края сидения, а когда начался штопор, принялись лихорадочно шарить за спиной в поисках ремней.
Тонкая стрелка высотомера шустро отсчитывала сотни метров. Я, было, нашел один ремень, но тут самолет, выйдя из левого штопора, почти без паузы провалился в правый. Это заставило меня бросить найденный ремень и снова ухватиться за сидение.
Вспомнив о тряске крыла, я покосился сначала влево, на его конец, мимо которого бешено мчались облака, затем — вправо. Никакой вибрации крыла не наблюдалось.
Взглянув на высотомер, который показывал около 500 м, я собрался наконец расслабиться, да не тут-то было! Выведя самолет из штопора, поскольку штопорить дальше уже было некуда, Скарандаев принялся вертеть петли, виражи, бочки, иммельманы и боевые развороты, прижимаясь все ниже и ниже к земле. Постепенно на железнодорожной насыпи возле аэродрома стал собираться народ посмотреть на этот бесплатный цирк.
В перерывах между отдельными фигурами я все еще пытался найти свои злополучные ремни, но до конца полета так их и не нашел. Спасибо Павлу Петровичу, что он ни разу не завис в перевернутом положении, а то мне пришлось бы вспомнить о парашюте.
Когда мы приземлились и шли от самолета, я, успев перевести дух, сказал:
— А ведь тряски крыльев то и нет!
— Нет? Ну и хрен с ней.
На этом заводские испытания и закончились. Скарандаев перегнал самолет в Москву, а я вместе с АИР-6 перебрался на другой ленинградский завод — № 23.