Земля имеет форму чемодана
Шрифт:
— Как, как? — удивилась барышня с оружием.
— Штирлиц! — теперь уже удивился бескультурью собеседницы Куропёлкин.
Три грации на прогулочной яхте переглянулись, о чём-то потолковали, и было ясно, что ни о каком Штирлице они и слыхом не слыхали. И негр, чьи предки некогда могли проживать рядом с хижиной дяди Тома и к кому дамы обратились с вопросом, губами и глазами выразил недоумение.
Они ничего не знали о Штирлице!
(Или придуривались?)
И они верили в то, что где-то здесь, поблизости, затонула русская атомная субмарина «Волокушка»!
Стало быть, он, Куропёлкин,
Ни малейших сомнений.
Способность же здешних лунных лучей, собранных лупой в пучок, прожаривать свежую рыбу и выводить на досках слово «Нинон», отменяла и малейшие сомнения.
Но неужели в параллельном захолустье, не ведающем о Штирлице, были обязательны — невыносимый штиль, валяющиеся на песке киты и вызывающая рвоту вонь?
Вертолёт уже завис над яхтой с Куропёлкиным.
И тут произошло неожиданное для Евгения Макаровича. Его огрели чем-то тяжёлым, но не острым, тренированные руки приподняли его и понесли куда-то (Куропёлкин чувствовал себя ещё живым), а потом его, теряющего сознание, и швырнули в воду…
119
Нина Аркадьевна Звонкова проводила очередное экстренное совещание. Как и совещание накануне, оно было нервным.
Её приказ «Изловить и доставить!» не был исполнен.
— Где он находится сейчас? — спросила Звонкова. — Где он?
— Нам неведомо, — ответил специалист по изловлению и доставке, к кому и был обращён вопрос госпожи Звонковой.
Присутствующие напряглись. В этом «неведомо» был элемент фронды и даже проявление некоего недовольства специалиста диктатом владетельной дамы. А дама имела возможности и даже права володеть присутствующими.
— Включите экраны, — распорядилась Звонкова.
Экраны вспыхнули.
— Так где он?
— Он пропал, Нина Аркадьевна, — волнуясь, будто бы за судьбу подсобного рабочего Куропёлкина, доложил эксперт, определённый заниматься визуальным слежением за подзагулявшим в недозволенных ему пределах контрактником. — Зафиксировано затопление его плавучего средства «Нинон», приписанного к парку «Останкино» в должности скамьи садового назначения. И более он не поддавался наблюдениям. Ни днём, ни в ночную пору. Ни нашими приборами. Ни местными разведаборигенами. То есть известным спецслужбам известной державы.
— Так, — произнесла Звонкова. Теперь уже без пугающих мелких тварей интонаций, а деловито и сухо. — К визуальным наблюдениям мы ещё вернёмся. Сейчас жду аналитического разбора всевозможной информации о нашем сотруднике. В прессе, в телевидении, в сплетнях, в слухах, в зачатках будущих легенд.
Встал аналитик чрезвычайных случаев.
— Возможно, что гражданин Куропёлкин всё ещё жив и находится где-то поблизости от западного побережья Флориды. И в других местах он наследил, то есть оставил на воде пузыри с запахами. Но наиболее ценным свидетельством его присутствия после утопления «Нинон»…
— Прекратите упоминать «Нинон»! — приказала Звонкова.
— Извините… — растерялся аналитик. — После, значит, утопления… является акула… Да, уничтожена акула, метавшаяся возле здешних пляжей с открытой пастью. Позже выяснилось, что голубая шестиметровая акула металась не в поисках жертв, причиной тому были её страдания. Акула не могла
— Позавчерашняя информация! — раздражённо сказала Звонкова. — Что имеется нового?
— Свежая информация ещё не обработана с научной тщательностью, — неуверенно сказал аналитик. — Возможны заблуждения. Но несомненна суета с применением морских и надводных сил, связанная с поисками и обезвреживанием субмарины «Волокушка».
— Субмарины «Волокушка» нет, — заявила Звонкова. — И быть не может!
— Никаких «Волокушек»! — из тишины возникло подтверждение Трескучего.
— Есть мелкая информация из слухов, из сплетен, из домыслов безответственных СМИ, — продолжил аналитик. — Будто существует какой-то странный пловец и путешественник, на время возникающий из пучин, сам же будто бы живущий на дне. Со дна он всплывает исключительно для раздачи песо партизанам Боливии и наркокурьерам Колумбии. У него секретная тельняшка с неощутимыми тайниками. Он всплывает, выдаёт кому надо песо, как доминиканские, так и колумбийские, и тут же тонет.
— Это не Куропёлкин! — возмущённо воскликнул Трескучий. — Откуда у нашего Куропёлкина песо?
— Это всё? — спросила Звонкова.
— Есть ещё… — неуверенно сказал аналитик. — О субмарине не велено упоминать, но…
— Говорите! — сказала Звонкова.
— Из недостоверных сплетен. В прессу не прорвалось. Или не допущено. Будто бы Куропёлкин утонуть не мог, на дне не живёт, а задержан спецслужбами и спрятан в подземных казематах, где его пытают не только в связи с затонувшей субмариной, но и с гибелью китов и с выбросом зловонного материала в атмосферу региона…
Совещатели притихли. Или даже замерли. А госпожа Нина Аркадьевна, похоже, растерялась…
120
— Я повторяюсь, — пробормотал аналитик, голос его дрожал, он ошушал себя гонцом, принёсшим деспоту горькую весть, — сплетни эти безусловно недостоверные.
— Однако… — зловеще протянула Звонкова.
И вдруг раздалось бодрое, даже со смешком, чуть ли не радостным:
— А не нужны ли вам легенды, уже возникшие? Хотя бы одна?
Легенду предложил учёный человек с бородкой (из-за бородки его и посчитали учёным, наверняка даже и доцентом).
— Легенда родилась два дня назад в курортном Канкуне, в ресторане «Ацтеки», на берегу Мексиканского залива, как раз напротив Кубы, — просвещал признанный доцентом. — Ацтеки, что с них взять! (Опять смешок.)… Простаки. Монтесума, Марина… Их, не имевших лошадей и отрывного календаря из-за неумения производить бумагу, облапошил мошеник Кортес, завоеватель…
— Короче, — сказала Звонкова.
— Был у них миф о добром боге белокуром Кецалькоатле. Однажды тот из-за стечения коммунальных обстоятельств улетел за подмогой к светлым силам на плоту из змей. Потом вернулся… И стали сытыми латинские страны. Но на днях, в досадах, по новой легенде от ацтеков курорта Канкун, он взлетел в небо на плоту…