Земля надежды
Шрифт:
Флот вдруг встал на сторону короля и оккупировал гавани вдоль всего южного побережья, объявив все эти порты роялистскими. По всей стране отставные роялистские офицеры снова призывали страну к оружию. В каждом графстве, в каждом городе и деревне появились роялистский штаб и роялистский отряд. Нация вернулась к состоянию войны спонтанно и естественно. Призом стало освобождение короля и восстановление его на троне в надежде на возвращение мирных довоенных дней.
Даже те, кто со стороны наблюдал за тем, как армия Кромвеля победила короля в первой войне, теперь были охвачены таким нетерпеливым стремлением к миру, что встали на сторону Карла, уверенные, что только возвращение его на трон сможет помочь королевству обрести мир. Даже те, кто без особого воодушевления, но все-таки сражался
Им не нужно было особого уведомления. Все реагировали на сложившуюся ситуацию спонтанно и по одиночке, и это восстание наполовину подпитывалось сердитыми требованиями вернуть мирные времена, а наполовину — принципиальной борьбой по поводу епископов.
Эстер никак не могла поверить в то, что король, оставаясь в тюрьме, смог превратиться в центр второй катастрофы. Даже не будучи на свободе, одно только его присутствие стало источником брожения, и страна, целых два года проведшая в мире, внезапно вновь оказалась охвачена войной. И это была полномасштабная война, в которой по всему королевству шли сотни решающих сражений. И наконец до Ламбета дошло известие — лорд Норвич взял в осаду лондонский Сити, и похоже было, что он сумеет захватить его для короля. Если Лондон падет, парламент будет взят, война наверняка закончится, и победителем будет король.
Эстер поймала Джонни, когда он украдкой седлал лошадь на конном дворе, прикрепив к седлу мешок. Ее обычно ровный характер внезапно дал трещину.
— Черт побери, ты-то куда собрался?!
Он повернулся к ней:
— Ты меня не остановишь. Я собираюсь сражаться за короля.
— Ты — ребенок.
— Мне почти пятнадцать, достаточно взрослый, чтобы пойти на войну.
Его слова стали искрой, от которой вспыхнул порох. Эстер наскочила на него, схватила за воротник рубашки и поволокла, как школьника, по садовой дорожке, мимо восхитительных розовых бутонов, которые, распускаясь, гнали волны аромата к фруктовому саду, где Джон, стоя на лестнице, удалял у яблонь почки.
— Вот только таких глупцов королю и не хватало! — воскликнула Эстер. — Армия глупцов для придурка-короля.
— Я все равно пойду! — Джонни пытался вырваться из ее хватки. — Я не буду подчиняться тебе! Я — мужчина, я должен поступать как мужчина!
Эстер оттолкнула его к отцу.
— Ему четырнадцать, — прямо заявила она. — Говорит, он — мужчина. Я больше не могу им командовать. Идет он на службу к королю или нет.
Джон медленно спустился с нижних ступеней лестницы и посмотрел на сына.
— Что такое?
Джонни не отвел глаз, он смотрел на отца, как молодой жеребенок, вставший лицом к лицу с вожаком табуна.
— Я хочу исполнить свой долг, — повторил он. — Я хочу служить королю.
— Королю не служат мятежом, беспорядками и тем, что англичане убивают друг друга на улицах Мейдстоуна и Кентербери, — медленно произнес Джон.
— Но если это необходимо…
Джон покачал головой.
— Восстановить мир в королевстве возможно только долгой, непрекращающейся работой над соглашениями, — сказал он. — Ты ведь провел все детство в военных лишениях и видел, что в итоге ни до чего не договорились, ничего не продвинулось вперед.
— Я хочу исполнить свой долг!
Джон оперся рукой на яблоневый ствол, будто хотел почерпнуть от него силы.
— Твой долг — перед твоим Богом и перед твоими отцом и матерью, — сказал он.
— А ты даже в Бога не веришь! — парировал Джонни. — Ты вообще ни во что не веришь. Ты не выполнил свой долг по отношению ко мне как отец — ты бросил нас на долгие годы. Ты — слуга короля, но ты не сражаешься за него, тебе платит парламент, и ты шутишь, что ты теперь садовник парламента. Ты — виргинский плантатор, а сам сидишь дома в Ламбете. Так что не тебе учить меня, в чем мой долг!
Эстер рванулась вперед, чтобы защитить пасынка от удара, который должен был последовать, потом заставила себя остановиться и отступить назад. Джон
— Мне жаль, что ты так плохо обо мне думаешь, — спокойно сказал Джон. — И то, что ты сказал, правда. Я потерял веру в Бога, когда умерла твоя мать, а я даже не мог обнять ее, потому что боялся перенести заразу на тебя. Я старался уважать веру других. Но в сердце моем веры больше не было. Да, я бросил тебя, Френсис и вашу мачеху именно тогда, когда должен был оставаться с вами и защищать вас. Но я боялся, что король втянет меня в войну и никогда не позволит мне жить собственной жизнью. И я оказался прав в своих опасениях — он втянул в войну все четыре королевства. И он никогда не даст им жить собственной жизнью. У меня есть надел в Виргинии, но я не мог сохранить его, не убивая людей, которых я любил и уважал. Там тоже идет война между соотечественниками.
Джонни был готов заговорить. Эстер, так хорошо зная Джонни, видела, что он боролся, чтобы не разрыдаться и не броситься к отцу в объятия. Он держался очень прямо, напряженно, как солдат под огнем.
— Но у меня все же есть право высказаться, — сказал Джон. — Потому что я знаю то, чего ты не знаешь. Потому что все это время я много думал. Преданностью одному я боролся с преданностью другому, одной любовью я боролся с другой любовью. Ты можешь подумать, что я — слабый человек, но так сложилась моя жизнь. Я не похож на отца. Он находил господина за господином, которых мог любить, и следовал за ними с преданностью в сердце. Он любил сэра Роберта Сесила, а потом герцога Бекингемского, а потом и короля. Он никогда даже не задавался вопросом, почему они — господа, а он — слуга. Но со мной все оказалось по-другому. Да и с тобой все будет как-то иначе. Мир изменился, Джонни. Теперь недостаточно сослаться на долг и бодро маршировать под гром рекрутерского барабана. Ты должен подумать сам и выбрать свой собственный путь.
В саду наступило долгое молчание. Где-то высоко в кроне дерева запел черный дрозд.
— Я прошу прощения за то, что сказал, — холодно проговорил Джонни. — И прошу вашего позволения, как ваш почтительный сын. Я хочу пойти на войну и служить королю. Вот мой путь. Я хорошо подумал. Я хочу сражаться за своего короля.
Джон бросил быстрый взгляд на Эстер, как будто хотел спросить, не может ли она что-нибудь придумать. Одного взгляда было достаточно. Лицо Эстер застыло трагической маской, руки под фартуком изо всех сил сжались.
— Тогда, Господи, благослови и сохрани тебя, — медленно сказал Джон. — И возвращайся домой, Джонни, возвращайся в ту же минуту, как только тебя посетят сомнения. Ты — единственный наследник Традескантов, и ты очень дорог нам.
Джонни медленно опустился на одно колено в траву под отцовское благословение. Над его склоненной светловолосой головой Джон посмотрел на Эстер и увидел, что он все сделал правильно — они должны были отпустить своего сына на войну.
Мои самые дорогие мама и папа.
Пишу вам по дороге в Колчестер. Мы скачем с лордом Норвичем и полудюжиной джентльменов, а всего в отряде больше тысячи кавалеристов. Наша атака под Лондоном была отбита. Мне не повезло — я прискакал туда, когда они уже отступали. Но, по крайней мере, сейчас я уже в кавалерийском отряде, и по дороге мы набираем еще рекрутов.
С лошадью все в порядке, и я не забываю каждый вечер кормить ее. Нам же приходится самим добывать себе пропитание, а это нелегко. Некоторые фермы, мимо которых мы проезжаем, были и так бедны до нашего появления, а после нас они становятся еще беднее. Некоторые джентльмены обращаются с фермерами и батраками просто безжалостно, а от этого нас потом по дороге принимают совсем не радушно.
Когда мы доберемся до Колчестера, нас будут снабжать провиантом с кораблей, а из Восточной Англии нам в подкрепление идет целая армия. Нет никаких сомнений в нашей победе.
Передавайте сердечный привет Френсис и ее мужу. Можете попросить Александра в виде особого одолжения для меня лично затянуть поставки бочонков для пороха. Надеюсь, что у вас все благополучно.