Земля несбывшихся надежд
Шрифт:
— Привет. Как дела? — ответила я.
— Прекрасно, — сказала она, улыбаясь. Ее губы были накрашены красной помадой, а на щеках были румяна, но глаза все равно были грустными. На ее руках как предупреждение звенели искусно вырезанные из темно-зеленого нефрита фигурные браслеты.
— Как твои дети? — поинтересовалась я.
— Они очень непослушны и отказываются учиться в школе, — ответила она скромно. — А как поживают ваши пятеро замечательных детей?
Я медленно с благодарностью улыбнулась. Моя тайна была в безопасности. Пока. Она знала, что у меня шесть детей, и только что исключила Мохини из их числа. Я поняла, что она подстроила эту встречу, чтобы я могла
— Все хорошо. Спасибо, — ответила я и пошла дальше. Мы поняли друг друга. Когда я оглянулась, они входили в дом. Его рука обвилась вокруг ее талии.
Прошел год японской оккупации. Лакшмнан подружился с одним парнем — аборигеном, который умел, точно как Тарзан, плавать и качаться на лианах, которые росли вдоль реки Куантан. Аборигены — лучшие шпионы и охотники, которых можно только найти. Они первоклассно знают джунгли; они могут наблюдать за вами в течение многих дней, а вы даже не будете подозревать об их присутствии. Мальчик научил Лакшмнана охотиться. Благодаря Лакшмнану мы очень разнообразили нашу кухню.
Однажды он возвратился домой с длинными уродливыми ящерицами, которые после приготовления, к нашему удивлению, очень вкусно пахли. Мы ели дикого кабана, оленей, белок, тапиров, черепах, как-то он принес питона, а однажды даже кусок мяса слона. Когда аборигены возвращались с охоты, окровавленная процессия тянулась с огромными грудами мяса, кровь с которого капала им на плечи. Ни мой муж, ни я не смогли заставить себя есть мясо слона — я слишком верила в моего бога-слона. Я попросила его о прощении и дала мясо детям. Мясо было грубым, с толстой серо-коричневой кожей, но дети сказали, что оно было не таким уж и плохим. Однажды Лакшмнан пришел домой с обезьянкой на плече, и Старый Сунг послал своего повара спросить, не продаст ли тот голову обезьянки с мозгами.
Китаец вскрыл обезьяний череп, налил внутрь коньяк, купленный на черном рынке, и затем съел содержимое палочками, громко причмокивая. После этого он каждый вечер звал Лакшмнана в свой дом и предлагал щедрую награду за половые органы тигра или медведя. По китайскому поверью, принятие их в пищу может даровать бессмертие. «Месячная арендная плата», — говорил Старый Сунг.
В школе детей заставляли учить японский, и от них я научилась говорить «Домо аригато». О чем бы ни просили солдаты, я немедленно кивала головой и быстро благодарила на их противном гортанном языке. Я видела, что им доставляет удовольствие то, что я потрудилась выучить эти слова. Они считали меня умной и не видели во мне страха, но я их боялась. Даже когда они уходили с кудахтающими курами в руках в облаках перьев, я боялась их. Я помнила, что они забрали мужа соседки и расстреляли его, оставив умирать в яме. Даже слова Муи Цай о том, что их любимое блюдо из вареного белого риса с сахаром действительно очень вкусно, не могли уменьшить моего инстинктивного недоверия к их злым глазам. Их нельзя было провоцировать.
В глубине сердца я всегда это знала. Все ходили с постоянно согнутыми спинами и опускали глаза в их присутствии. Время от времени полковник Ито, который часто приходил к Муи Цай и мог немного говорить по-английски, спрашивал меня, где спрятаны мои дочери. Я знала, что он понятия не имеет, есть ли у меня дочери вообще, но у него были такие хитрые глаза, что я дрожала, как лист, думая о Мохини под его ногами.
Я говорила себе снова и снова: «Когда все они уйдут, я буду праздновать. Но сейчас я опущу глаза и дам им самый молодой и нежный кокос с моего дерева». Я слышала истории о том, как они валили целые деревья, только потому, что в доме не было никого, кто мог бы срезать для
Эта мысль не давала мне спать по ночам. Каждый раз, когда я видела соседскую свободно бегающую китайскую девочку с короткой военной стрижкой и так туго замотанной грудью, что она казалась ровной, как доска, я начинала волноваться за Мохини. Я думала, что волосы моей дочери слишком красивы, чтобы их можно было обрезать, и, кроме того, даже если бы я замотала ее формирующуюся грудь и обрезала ее прекрасные волосы, с ее лицом ничего нельзя было сделать. Скулы, глаза, соблазнительный рот — все это ее выдаст. Единственным выходом было прятать ее.
Я сидела одна и смотрела на далекие звезды, когда Муи Цай подняла москитную сетку и зашла на кухню. Так много времени прошло с тех пор, как она приходила навестить меня, и я ужасно по ней соскучилась. Она неловко села на скамью рядом со мной. В руке она держала маленькое липкое коричневое пирожное. Был праздник китайских богов. Время, когда второстепенные божки и духи посещают все китайские дома на земле, а потом уносят на небеса все сведения о людских грехах. Чтобы ублажить их, хозяин дома должен испечь сладкое пирожное, которое не позволит духам рассказать плохие вещи о домах, которые они посетили.
Муи Цай знала, что я люблю хрустящую корочку на пирожном.
Подперев голову руками, она внимательно на меня смотрела. Столько грусти в ее глазах я еще никогда не видела.
— Как ты? — спросила Муи Цай. Она все равно была самой лучшей моей подругой.
— Нормально. А ты?
— Я беременна, — вдруг заявила она.
У меня округлились глаза.
— Хозяин?
— Нет, хозяин больше не приходит ко мне. После японских солдат. Боится заразиться. Мое тело отвратительно для него. Он груб и холоден, но пусть лучше так.
— О Боже! — я была шокирована.
Несчастья бедной женщины, казалось, никогда не закончатся. Должно быть, она действительно родилась под несчастливой звездой.
— Да, это один из них, — спокойно сказала она. Тени у нее под глазами перемещались, как привидения в старом доме с призраками.
— Что ты собираешься делать?
— Хозяйка хочет, чтобы я избавилась от него, — сказала она очень буднично и как-то неловко пожала плечами. — В любом случае, как я могу его оставить? Что, если это сын одного из тех, кто помочился на меня после того, как закончил сажать свое семя?
— Что?
Она взглянула на меня с кривой усмешкой. Что-то странное появилось в ее глазах. Муи Цай никогда не рассказывала всего, что с ней произошло, а я никогда не спрашивала.
— Ты не знаешь, где я могу сделать аборт?
— Нет, конечно, нет.
— Ладно, я уверена, хозяйка должна знать.
Я ничем не могла ей помочь. Бадом, моя повивальная бабка, умерла два года назад.
— О Муи Цай, пожалуйста, будь очень, очень осторожна. Это очень опасно!
В ответ она лишь небрежно усмехнулась.