Земля обетованная
Шрифт:
— Ты выглядишь очаровательно, — сказал Дуглас. Он поднес бокал к губам. — Похудела, и это тебе идет. И волосы опять блестят, как когда мы познакомились. Ты просто красавица.
— Спасибо. — Мэри улыбнулась. — Хорошо бы тебе поменьше пить, — сказала она. — Ты смотри, что у тебя с подбородком делается.
— С которым?
— Помнишь тот раз в коттедже, под Новый год?
— Помню.
— Я как раз вспоминала сегодня. Хотя все было ужасно и накалено: ты был усталый и пьяный и полон каких-то путаных
— «На мою ответственность», — повторил Дуглас ее слова.
— Вот именно. — Она рассмеялась. — И ты воспользовался.
— Прекрасно помню. На ковре.
Он налил себе еще вина. Хорошо узнаешь человека, только пожив вместе с ним, думал он. Начинаешь понимать его насквозь, складывая вместе многие тысячи мелких наблюдений и не имеющих названия ощущений. Научаешься совершенно точно согласовывать с ним свой жизненный ритм и настроение, даешь убаюкать себя, словно очутившись вдвоем вне времени и пространства; систола и диастола, движение туда и сюда, вперед и назад, инь и ян — до полного слияния. И не надо забывать про дар черпать из бездонной бочки обязательств глубокую умиротворенность, чувство прекрасного, взаимное понимание и душевный покой. Дуглас чувствовал, как этот покой окутывает его.
— Я беременна, — сказала Мэри.
Дуглас будто окаменел. Мелькнула мысль — что-то остановилось и оборвалось. А может, и не случилось ничего. Может, это и был момент вне времени. Да, именно! Ему хотелось, чтобы она повернула ключ завода в обратном направлении, чтобы слова вернулись обратно ей в рот, стали несказанными, чтобы ничего этого не было. Как странно!
— Понятно, — сказал он спустя очень долгое, как ему казалось, время. Затем прочистил пересохшее горло, в котором возник комок. — Понятно, — повторил он.
— Только самое начало, — тихо сказала Мэри. — Я могла бы сделать аборт. Но в моем возрасте… мы ведь говорили с тобой об этом, я, собственно, и начала этот разговор еще тогда в коттедже… это не так часто случается. Мы с тобой проверили.
— Мы… — Он чуть не сказал; «Мы не очень-то старались».
— Я старалась, — сказала она. — Но ничего не вышло. Может, другого раза уже не будет. Во всяком случае, я не собираюсь рисковать: я хочу этого ребенка.
— Он, конечно, от Майка.
— Да.
Тут только Дуглас заметил, что то, что он принял за рассудительность, было на деле суровой решимостью.
— Боже мой! — сказал он.
Ему непонятно было, что, собственно, он чувствует. Будто она своим сообщением выбрала из его души все нормальные реакции и пустила их по ветру. Но почему-то он чувствовал себя обязанным продолжать разговор. — Ну и что он?
— Он обрадовался, — ответила Мэри. — Немного удивился. — Она тщательно выговаривала слова. — Это случилось в Париже, когда мы ездили туда на несколько дней.
— Можно полюбопытствовать — почему?
— Я не уверена, люблю ли его, — сказала Мэри.
— А разве в этом можно быть уверенным? — спросил Дуглас, и ему вдруг показалось, что правильный ответ на этот вопрос помог бы разгадать загадку, по-прежнему стоявшую, как он считал, в центре большинства жизненных проблем.
— Я могу, — сказала она, — может, потому, что была уверена, что люблю тебя.
— Но ты ждешь его ребенка.
— Нашего ребенка. Моего. Просто ребенка. Да, жду.
— Не знаю, что и сказать тебе, Мэри. Какого ответа ты хочешь от меня?
— Я довольна… — Она взглянула на свой живот. И продолжала без тени раздражения в голосе: — Трудно было бы ожидать того же от тебя. Пока что.
— Пока что? — Дуглас постарался сдержать собственное раздражение. Но это была всего лишь внешняя реакция. Ревность как-то рассосалась. Может, у него вообще угасли все чувства к ней.
— Для тебя, должно быть, это ужасно, если ты действительно не понимаешь, что такое любовь, — сказала Мэри. — Если ты утратил способность любить, запер свое сердце на замок. Но ведь ты любишь Бетти? И Джона?
— Конечно. Но тут у меня нет выбора. А там, где можно выбирать, это чувство кажется мне бессмысленным.
— Не кощунствуй! — сказала Мэри твердым голосом. — Это чувство ценно именно там, где есть выбор.
— А что говорит по этому поводу Майк?
— Он хочет, чтобы я развелась, чтобы мы с ним могли пожениться.
— Не знаю, что и сказать.
— Можешь пока ничего не говорить. Все равно, чтобы все охватить, потребуется время, — Мэри протянула свой бокал. — Налей мне еще, пожалуйста.
Дуглас наполнил бокал.
— Собственно, мне следовало бы крикнуть: «Черт знает что такое!» — и заплясать вокруг тебя бесхитростный воинственный танец — пусть вышедший из моды и неоправданный — в ознаменование своих прав и в осуждение твоей непорядочности и твоей… распущенности! — Совсем ненамеренно это слово прозвучало у него обличительно.
— Но ведь ты, кажется, спал с Хильдой?
— Да. Но мы принимали меры.
— Я тоже принимала меры. Это случайность.
— Я не верю в такого рода случайности.
— То же самое и Майк говорит.
— К черту Майка… — Дуглас свирепо посмотрел на нее. — Имей в виду, я лично не собираюсь участвовать ни в каких m'enage `a trois[19]. Если мы сойдемся, то жить в одном доме будем только ты и я. Доступ ему закрывать — или как там еще — не стану, но жить втроем отказываюсь.
— У меня тоже нет такого желания. — Мэри помолчала. — Я разговаривала с Хильдой.
— Это еще зачем?
— Я думала, что нам следует встретиться.
— Зачем?