Земля Ольховского. Возвращение. Книга третья
Шрифт:
— Ну, разве что всё наше растительное масло в него залить… — усмехнулся я, быстро глянув на Володю и Огнева (оба засмеялись), стоявших рядом. — Пара ящиков, кажется, у нас ещё есть.
— Да ты не переживай так лишний раз-то, Олег Сергеевич! — добродушно ухмыляясь в бороду (настроение у него было по случаю благополучного подъёма из кальдеры превосходное), проговорил мой заместитель. — Отсюда мы и пешком дня за три доберёмся.
— Ну, ты умеешь подбодрить, Иван Ильич! — сокрушённо вздохнул врач. — Хоть бы сказал: если что, то дальше на снегоходах двинемся…
— Да так-то оно так, конечно, — всё с той же усмешкой, поглаживая бороду, отозвался Огнев. — Боюсь вот только, что на таком морозе «двухтактники»
— Налей себе ещё чаю, Олег Сергеевич, — с улыбкой посоветовал я врачу. — Да шоколад к нему не забудь для снятия стресса… Обещаю тебе, что через день будешь уже отдыхать в своей каюте!
— Вот это другое дело, Николай Александрович! — заметно повеселел доктор и, покосившись на Огнева, добавил. — А то тут кто-то по сугробам собрался пешком тащиться!
Через пару минут мы двинулись дальше, и я сразу переключился на высшую передачу — заснеженное дно ущелья вполне позволяло это, а невидимые сейчас мелкие углубления и трещины для тяжёлой гусеничной машины были не страшны. За время остановки солнце успело скрыться за высоченными скалами, и в ущелье от как-то вдруг наступившего сумрака теперь было не очень уютно.
— Опять у нас тревожно стало, Николай Александрович, — поделилась со мной Наташа. — Мне уже давно кажется, что вы предчувствуете все неприятности… Скажите, скоро будет очередное приключение?
— Я думаю, моя милая помощница, что уже часов через десять-двенадцать вы будете принимать ванну в моих апартаментах, — улыбнулся я, чуть притормаживая правую гусеницу, чтобы отвернуть от подозрительного бугорка. — А после отдыхать в настоящей удобной кровати.
— Тоже в апартаментах? — немедленно поинтересовалась моя собеседница и, тут же спохватившись, добавила. — Я вовсе не о том, Николай Александрович, что вы могли подумать!
— На этот раз, Наташа, я и вправду подумал совсем не о том, что вы имели в виду! — невольно рассмеялся я. — С моим весьма богатым воображением трудно порой не отдаться полёту фантазии…
Минут через сорок мы миновали ущелье и оказались в бескрайней унылой (несмотря на продолжавшее ярко светить в почти безоблачном небе солнце) снежной равнине, покрытой бесчисленными рядами застругов. Теперь можно было ориентироваться уже по компасу, и я взял направление на несколько градусов западнее южного — так, по моим подсчётам, мы должны были выбраться к побережью максимально близко от стоящего в бухте «Странника», что была расположена в десятке километров от сооружённой нами пирамиды с продовольствием. Оставшийся путь не представлял особой сложности — трактор легко двигался по твёрдому насту равнины и практически не замечал весьма умеренные возвышенности и низины, а солнце светило непрерывно (стоял полярный день и сравнительно хорошая, редкая для этих мест, погода). Правда, от однообразия этой снежной дороги меня очень скоро стало клонить в сон, а моя спутница вновь удобно устроилась на своём импровизированном ложе и почти сразу крепко уснула — так утомилась за время, проведённое в нашем санном пути, что её не разбудила даже наша очередная остановка, которую я сделал через пару часов. Снежная равнина оставалась прежней — всё тот же унылый однообразный пейзаж, глядя на который так хотелось прибавить скорость! Но мы и без того «ползли» на максимуме — одиннадцать с половиной километров в час, тратя на каждый пройденный километр почти два литра дизельного топлива, и я, беспокоясь об этом, кажется, почти физически ощущал, как понижается уровень солярки в расходном баке. Разумеется, в случае недостатка топлива для трактора никакой бы катастрофы не произошло — у нас были снегоходы, буксировщики и значительный (порядка тонны) запас двухтактной смеси. Просто пересадка на нашу лёгкую технику потребовала бы много времени и уж конечно отняла бы немало сил. Пока, впрочем,
Незадолго до следующей остановки меня вызвал по рации Огнев: посетовал, что вареной гусятины осталось на один раз, лепёшки также на исходе, и спросил — не пора ли сделать длительную остановку, чтобы приготовить ещё еды. В ответ я заметил, что у нас много консервов и ещё большой запас вареных овощей, так что голодом никому сидеть в санях не придётся.
— А я бы с удовольствием съела баночку-другую рыбных консервов, — сообщила мне моя помощница, слегка потягиваясь на своём ложе-кресле. — И от баночки «сгущёнки» бы не отказалась…
— Знаете, Наташа, я, пожалуй, составлю вам компанию, — отозвался я, открывая дверь. — Если я не ошибаюсь, вы предпочитаете рыбу в масле?
— На ваш вкус, Николай Александрович, — мило улыбнулась мне девчонка. — Он во всём безупречен…
Глянув, как обстоят дела в «жилой зоне» у моих подчинённых, я нашёл во вторых санях нужные мне коробки с консервами и захватил сразу с полдюжины банок — чтобы не возвращаться за ними, если вдруг не хватит… У нас в кабине трактора ещё оставались свежие овощи: с десяток помидоров и огурцов, одна лепёшка на двоих и с полтермоса кофе. Вернувшись в кабину, я сразу дал передний ход и только потом, вынув свой малый охотничий нож из ножен на поясе, стал резать пополам овощи, сразу подавая половинку помощнице. Соли не нашлось, но мы, похоже, даже не обратили на это внимания: были заняты не столько едой, сколько друг другом — сегодня, несмотря на весь проделанный нами довольно утомительный путь в тесной кабине грохочущей гусеничной машины, нам было как-то особенно хорошо вместе, и это было не только моё ощущение — по жестам, глазам и голосу своей спутницы я чувствовал, что девушка испытывает то же самое.
— Вам бы не хотелось спросить, Николай Александрович… — начала моя помощница, принимая из моих рук очередную половинку помидора. — Что я чувствую, проведя с вами столько времени в этой кабине?
Консервного ножа под рукой у меня не нашлось, и я, протерев банки салфеткой (споласкивать было нечем), осторожно (в прошлом делал это неоднократно) открыл их всё тем же охотничьим ножом — благо, что ложки были под рукой, а то бы пришлось есть с помощью всё того же клинка подобно некоторым «крутым» литературным персонажам.
— Может быть, будет лучше, если это останется вашей девичьей тайной, Наташа? — с улыбкой отозвался я, протягивая собеседнице открытую банку. — Я догадываюсь, но отчего-то хочу умолчать об этом — бывают минуты, когда слова становятся не слишком уместны…
Подправив ход гусеничной машины — впереди наметился низкий пологий заснеженный холм, я, вновь вытерев руки влажной салфеткой, разломил пополам оставшуюся лепешку и опять подал половинку своей спутнице.
— Я никогда даже представить себе не могла, что рядом с мужчиной может быть так хорошо! — призналась девушка, совершенно забыв в эту минуту о еде, а потом быстро глянула на меня и вздохнула. — Николай Александрович… Такое в жизни может быть только однажды и я… боюсь!
Конечно, я понял девушку и совсем не потому, что сам испытывал немалую тревогу за наши дальнейшие отношения — многие из нас способны легко чувствовать настроение близкого человека, если только сами не мешают себе в этом, и здесь почти совсем не важны возраст, образование и интеллект…
— У нас с вами, Наташа, может быть ещё очень много прекрасных минут, почти без сомнения, дней и, возможно даже, лет, — просто сказал я, глянул на лежащий перед нами заснеженный путь, а потом улыбнулся собеседнице.