Земля точка небо
Шрифт:
Ксюша взяла листок и снова начала читать. Дима наблюдал, как черные зрачки ее глаз мечутся вверх и вниз, рикошетя от строчки к строчке. Остановившись где-то посередине, она протянула листок ему, глядя в сторону.
– Как? – радостно спросил Дима, забрав список.
– Никак, – сказала Ксюша. – Нельзя такое печатать.
– Неформат?
– Да при чем тут неформат! – она вскочила и ушла смотреть в окно. – Нет. Нет, ты молодец, но ты же понимаешь, когда такое время…
Ксюша снова повернулась к нему.
– Пробуй дальше. А это, – она кивнула на мятый список в его руке. – Лучше убери куда-нибудь.
И снова были Альпы.
– Странная
– Да ну, – смутился он. – У меня есть ты.
Он поднял глаза, но Синица исчезла. Вокруг была только гостиная, и в окно мутно светила ночь.
25 мая 2003 года
На студию пришло еще несколько энтузиастов, и Максу досталась организационная часть. Он теперь меньше общался с капризными звездами, больше работал с народом, и снова начал выпивать, но теперь не без удовольствия – у Максима появился даже некоторый контроль. Жаркая весна окончательно затопила город. Вечерняя Москва пахла цветущими липами, ее башни ракетами сияли в небе, которое висело над пейзажем, как огромный киноэкран. Возвращаясь из студии, он заходил в кафе, выпивал пару бокалов пива или вина. По дороге на Речной иногда тратился на добавку, пил ее в комнате, принимал душ и ложился в постель – и засыпал бы спокойно, если бы не то, что произошло между ним и Лизой недавним вечером.
Мечты о ней терзали Макса с наркотической изощренностью. Чем ближе подбирались сумерки, тем чаще Максим не мог усидеть на месте, не мог работать, не мог соображать – он шел в туалет как на свидание. Раздираемый позором и нетерпением, он закрывался в кабинке и проводил там не меньше получаса, мучительно думая о Лизе и пытаясь снять возбуждение. Он чувствовал, что болен, но остановиться не мог. Это повторялось каждый день, на работе, при вечернем душе и под одеялом – иначе невозможно было уснуть. Он представлял, что обходится с ней грубо, или воображал, что стоит на коленях и целует ее ноги; в его фантазиях она была то прохладна и снисходительна, то перевозбуждена и бесстыдна. Иногда по утрам, апатично распиливая завтрак напротив сонного объекта своих желаний, Максим сравнивал настоящую Лизу с придуманной, и всякий раз чувствовал, что фантазии не могут насытить его полностью. У вымышленной Лизы был такой же голос, тело и глаза – но Макс хотел не просто тело, не просто глаза и голос, – он хотел что-то скрытое внутри, что-то недоступное образной памяти.
Его потянуло в общение. Без всяких оснований Максим заводил разговоры с коллегами, перекур за перекуром слушая пустые новости и шутки.
Хотя едва был уверен, что видит день за днем те же лица.
Он затягивался, кивал, и хотел крикнуть – хватит! Объясните лучше, какого черта мне нужно? Вчера в обед я представлял, что кладу голову ей на колени, и она перебирает мои волосы, и целует меня, и берет у меня в рот… нет, серьезно, о чем еще мечтать? Что другое я ищу, что боюсь потерять?
Вместо этого он улыбался и говорил:
– Да, классная ссылка, мне понравилось, – и вынимал новую сигарету.
2 июня 2003 года
Вышло еще три выпуска: «Она снялась голой на паспорт», «Он питается их чувствами» и «Она занимается сексом во сне». Теперь Лиза смотрела шоу
Незаметно для себя она стала придираться к Элизе, высмеивать ее реплики и мнения – и вдруг заметила, что это удается поразительно легко. Мало того, что Элиза Фрейд порола чушь как психолог – Лизу бесил даже ее характер. Элиза постоянно называла человеческие эмоции сухими терминами, давала глупые невыполнимые советы, не к месту заводила речь о морали и общественных принципах… Внезапно Лизу осенило.
– Так и есть! – она вскочила, едва не опрокинув диван. Ребята по очереди скосили на Лизу глаза, в которых искрилась Элиза на телеэкране.
– Так и есть, – повторила Лиза, внимательно изучая себя в телевизоре. – Смотрите, они делают из меня идиотку!
– Кто «они»? – спросил Дима.
– Студия! Они специально дают мне такие реплики, может, даже монтируют так…
– Да всё отлично, – промычал Максим, отрешенно полируя ногти о щетину.
Она снова присела.
– Но для психолога совершенно очевидно, что Артем был неправомочен питать подобные чувства, – говорила Элиза Фрейд за кадром, и Анжелика слушала ее, постукивая маникюром о поддельный микрофон и роняя публике легкие ухмылочки.
– Я не могу смотреть, – Лиза резко встала и ушла в кухню. Ей хотелось расплакаться, но вместо этого она сломала две спички и поставила чайник на огонь.
Она пила вторую или третью чашку, когда к ней осторожно заглянул Дима. Хмурая Лиза прихлебывала чай и курила, а он всё мялся на пороге.
– Закончилось? – спросила она, гася в блюдце сигарету. – Будешь чай?
– Да… Нет. Нет, не закончилось, но давай попьем.
Она плеснула ему чашку и чокнулась, прежде чем допить свою.
– Ты правда считаешь, что тебя как-то обманывают? – спросил Дима в чашку. – Не знаю, ну, зачем им это нужно?
– Да конечно, просто используют, – Лиза уронила руки на стол и огляделась. – Ведь постоянно, ты сам видишь, меня выставляют образованной идиоткой.
Она закатила глаза, потом сложила губы бантиком, подражая Анжелике.
– «Да, послушаем, что скажут нам тупые психологи. Как это знакомо: умничает, дурочка, а сама ничего ни в жизни, ни в чувствах не понимает».
Нет, только сейчас до нее дошел весь этот ужас. Как можно идти на съемки, зная, что о тебя вытирают ноги, дают тебе роль ничтожества в жизни и профессии. Как можно общаться с Катькой-Анжеликой, раз она такое чудовище? И вообще, дважды чудовище, если делает это сознательно.
– Не понимаю, – сказал Дима. – Как это получается?
– Что?
– Ну, использовать.
– Сам видел. Мне дают слова, я их читаю. А цель у этих реплик одна – чтобы все поняли, какая я ограниченная дура.
– Но это ведь одни слова. Тебе же не приказывают, как себя вести?
– Да, слова, но они просто…
– Просто слова из букв, – Дима рассеянно и шумно отхлебнул чай.
– И всё равно, я не могу проговорить их всерьез и не выглядеть дурой. Вот если бы я была… То есть, это же нечестно по отношению к… – Лиза притихла и задумалась.