Земля точка небо
Шрифт:
«Если бы я была стервой и читала тексты с издевкой». Но это нечестно по отношению к… публике? К тем приглашенным статистам, которые хлопают и смеются по команде? Или по отношению к Анжелике, которая сама над всеми издевается? Или по отношению к зрителям, которые готовы принимать дешевую игру за жизненную драму.
«Студия будет недовольна», – подумала Лиза и снова усомнилась – а будет ли? Что им какая-то помощница ведущей – они заняты рейтингом, – а разве поведение Элизы, актера второго плана, может повлиять на рейтинг?
– Я слишком неуверенна.
– Что? –
– Я так выгляжу, потому что не уверена в себе, – объяснила Лиза. – На прослушивании ведь было в сто раз трудней, но я повела себя уверенно, и им понравилось, а теперь…
«Теперь я всего пугаюсь и говорю скованно, вот и выгляжу как дура, и студия здесь не при чем», – решила она, встала и прошла к заварнику, и вдруг едва не выронила чашку – так резко у нее закружилась голова.
Лизу бросило в жар от воспоминаний, – как она плюнула на всё и забылась, передав весь контроль давно знакомому внутреннему дьяволенку. Который жил в ней с детства, которого она любила, стеснялась и боялась. Который постоянно впутывал ее в отчаянные истории и связи. Благодаря которому Лиза и прибыла в Москву.
«Это она», – чуть не сказала Лиза вслух. Ну конечно, это и есть Элиза Фрейд, она должна быть именно такой: буйной веселой стервочкой, которая знакомится на улице, смеется, не краснея, стучит пачкой о край стола, чтобы достать сигарету и танцует в одиночестве, и плевать ей на всех мужчин.
– Эй, – позвал Макс из коридора. – Тут всё в порядке?
– Всё супер, – ответила Лиза. Проходя мимо, она запустила пальцы в его волосы и громко чмокнула Максима в нос, а потом отправилась к себе, не зная, что подарила ему очередную неделю воспаленных желаний.
– С ней всё в порядке? – напоследок услышала она его осторожный голос.
– С ней всё отлично! – крикнула Лиза, млея оттого, что это была правда.
Через пару дней начнутся съемки, а еще через две недели телезрителей ждет сюрприз. И если Анжелика нагнется к ее уху в перерыве и зашепчет: «что ты делаешь», Элиза ответит:
– Всё отлично. Расслабься, подруга.
И улыбнется ей.
6 сентября 2005 года
– Нет, вы что двое, издеваетесь? Вы мне шутите, что ли?
– Товарищ майор, мы в милиции, у нас шутки в сторону.
– Черт знает что… Психоделы какие-то. психов делают. Или они там с ума посходили?
– Это жизнь, товарищ майор.
24 июля 2005 года
Невозможно привыкнуть к нападению сзади. Чужая рука оборачивает шею, и ты невольно хватаешь ее, вскидываешь голову и чувствуешь, как мокрый ветерок гуляет под рубашкой, и понимаешь, что твой живот открыт – и пах открыт – и ты беззащитен. Ты ждешь удара спереди или укола сзади, а вместо этого стальная рука ведет тебя прочь, заставляя неловко ступать по асфальту, и усаживает на землю у горячего борта машины, прямо в летнюю пыль, и наконец в легкие сочится воздух, и
– Какого черта здесь делаешь? – у него в голосе не было интереса. – Почему вышел через эту дверь?
Какую дверь?
– Из подвала. Сюда выходят только психоделы. Ты не психодел – что тебе здесь надо?
Я попробовал встать, опершись рукой в грязный капот припаркованного джипа, тот ожил и засвистел, мигая всеми огнями. Музыкант ухватил меня за руку и отвел прочь, усадив на высокий бетонный парапет.
– Так, – он убрал шило в полую флейту. – Рассказывай, какое имеешь к ним отношение?
К ним? О чем он? Я вышел из клуба здесь, потому что мне показали короткий путь.
Музыкант осмотрел меня пляшущим болезненным взглядом и зашелестел пачкой сигарет, пытаясь зубами сорвать целлофан.
– Дай сюда, – я помог ему открыть пачку, достал сигарету и чиркнул зажигалкой, пока он рылся в кармане своей негодной правой рукой.
– Спасибо, – Музыкант затянулся и густо выдохнул дым. – Угощайся.
– Не нужно, спасибо, – я потряс головой, и он убрал мятую пачку.
– Мы вышли на банду, – сказал наконец Музыкант, аккуратно присаживаясь рядом. – Мне трудно что-либо рассказать.
Он прищурился на закат и вымученно затянулся.
– Уверен, что ничего не знаешь?
Я был уверен на сто процентов, и Музыкант заговорил снова.
– «Психоделы», так, кажется. Уличные преступники новой волны. Мы еле на них вышли, в основном по музыке, – он кивнул на громадину Рейва, темневшую перед нами. Вся задняя стена клуба была увешана кондиционерами, они хором гудели и капали черным конденсатом, а еще выше луч прожектора бесстрастно скользил по вечерним облакам.
– Мы мало что знаем, кроме названия, – сказал Музыкант. – Это изобретательные и жестокие люди. Целая группа извращенцев. Не исключаем сексуальный мотив. По крайней мере, девушки у них занимаются парнями, а парни девушками.
Насилуют?
– Не совсем, – Музыкант выпустил дым через неровно сжатые губы.
Как это – «не совсем»?
– Они используют предметы.
Какие предметы?
– Малопригодные. Я видел пару девчонок, которые это прошли. Толку мало, с жертвами они не говорят. Это еще ничего. Бывает, что и паяльной лампой.
– Но почему вы, не знаю, почему не убьете их?
– В том и дело. Мы прикончили пару. Малыми потерями. Обычные мертвецы, за ними должен был оказаться кто-то живой, вот мы здесь и собрались.
И что?
Музыкант затянулся и посмотрел вправо, на безлюдные ряды автостоянки.
– Что. Да. У них есть главный, – он прокашлялся. – Или просто идейный центр. Его зовут Фернандес. Как только мы определим, кто это – уберем его, потом выловим остальных.
И почему он так свободно говорит мне об этом?
– А что ты сделаешь? Ты уже сыграл роль, когда объяснил мне правила. Я до сих пор рад, что написал в газету, – Музыкант протянул нерабочую руку и неуклюже ткнул меня в плечо.
– Вы убьете всех? – спросил я, чувствуя, как шевелятся подо мной бетонные плиты.