Земля Тре
Шрифт:
Глеб попробовал приподняться и почувствовал, как его корежит страшная ломота и усталость. Он вытянул левую руку с растопыренной пятерней, вцепился в траву и перекатился на бок. Спину лизнул холодный воздух, но кожа вмиг покрылась обильным горячим потом. Глебу показалось, что тело зарыдало от боли.
Шагах в трех от себя он заметил сжавшуюся в комок знакомую фигурку и еле слышным голосом позвал:
– Пяйвий...
– и увидел вспыхнувшие неподдельной радостью глаза.
Пяйвий на коленках подполз к
Живой... да?
– Да.
– Глеб проглотил колючую слюну.
– Ты... убил его?
Пяйвий молча покачал головой.
– Нет? А как же...
Глеб начал говорить и осекся: из-под темной сени деревьев с охапкой хвороста в руках вышел тот самый разбойник, с которым он дрался час... или вечность тому назад.
Пяйвий повернул голову и вцепился в чужака взглядом маленького злого волчонка.
Тот посмотрел в их сторону, пробубнил угрюмым баском:
– Очухался?
Шумно бросил хворост в траву и, повернувшись к ним спиной, с показным равнодушием присел у костра.
– Ты кто?
– спросил Глеб удивленно.
– Еще не понял?
– Нет... Если добрый человек, зачем бродишь по ночам... с булавой? Зачем напал?
– А если лихой?
– Если лихой, то почему не добил меня там, у дороги?
– Лежачих не бью.
– Могу встать!
– сказал Глеб с неожиданной яростью.
– Где мой меч?
– Не надо!
– Пяйвий вскочил, готовый заслонить его собою, но чужак пошарил рукой в траве и небрежно бросил через плечо измятую и покрытую зазубринами полосу стали.
– Вот твой меч. Им теперь только в грядках копаться.
Глеб хотел сказать в ответ что-нибудь обидное, но с языка сорвалось совсем не то:
– А купец клялся, что дамасский...
– Брехня!
Глеб не знал, что говорить. Сквозь треск костра слышно было, как чужак шевелит прутиком угли. Пяйвий снова опустился на землю, осторожно коснулся пальцем перевязанной руки Глеба.
– Больно?
– Ерунда...
– А ты крепкий парень, - донеслось от костра.
– Троих уложил.
– Двоих, - поправил Глеб, вспомнив недобитого лучника.
– И меня утомил изрядно. Думал, не одолею.
– Ты и не одолел. Подожди... Подымусь, продолжим.
– Продолжим, - с готовностью согласился чужак.
– Потом. Если встретимся.
– Почему потом?
Чужак обернулся, и Глеб разглядел дремучую, как у сказочного лесовика, бороду, под которой - показалось?
– пряталась ухмылка.
– Крови из тебя сколько вытекло - считал? Ушат, а то и поболе.
– Ну, ты загнул...
Глеб вдруг осознал, что не испытывает к этому человеку ненависти. Было желание еще раз помериться силами, доказать свое превосходство, но убить? нет.
– Если ты и разбойник, то благородный.
– Спасибо, - отозвался
– Утешил.
– Как тебя зовут?
– Коста. Кость у меня крепкая, вот и прозвали.
– Да уж, крепкая...
– Глеб потер ноющий бок.
– А те трое, они тебе кто?
– Никто. Просто дороги вместе сошлись.
– Давно?
– С месяц. А теперь вот разошлись...
– И много награбить успели?
Чужак опять обернулся, долго смотрел на Глеба прищуренными глазами.
– Какой ты любопытный. Сам-то кто?
Глеб ответил без утайки.
– А он?
– Чужак кивнул на Пяйвия.
– Долго объяснять.
– Нож метнул знатно, - сказал Коста с уважением.
– Где так навострился?
Пяйвий поворачивал голову то в одну, то в другую сторону, на чужака поглядывал хмуро, из-под насупленных бровей.
– Он из земли Тре, - сказал Глеб, желая удивить.
– Лопин, стало быть? Далеко забрался...
Коста неторопливым движением подбросил в костер сухих веток, выбрал из оставшейся кучи прут подлиннее и стал крепкими ногтями сдирать с него кору.
– Лопин?
– Глеб приподнялся на локте, охнул, но, пересиливая боль, выпрямил руку, сел.
– Откуда знаешь?
– Старик один болтал. В Новгороде. Есть, говорил, такая земля, и живет в ней народ, лопины.
– А еще что говорил?
– Разное... Богато, мол, живут - рыба в озерах не переводится, жемчуг хоть заступом греби, зверья в лесах видимо-невидимо. Но главное, - тут Коста сделал паузу, пропустил очищенный прут сквозь сжатый кулак, - все это богатство - с неба...
– Как с неба?
– А так. Раз в год находит на тот край туча, и сыплются из нее белки, зайцы, оленцы малые... Падают на землю и расходятся по лесам. Оттого и не убывают, сколько ни стреляй.
Глеб перевел взгляд на Пяйвия.
– Это правда?
Тот сжался по-воробьиному, совсем как тогда, в корчме, и произнес глухо:
– Нельзя... Нельзя сказать.
– Чудак ты, право! Чего хочешь, чего боишься - не пойму.
Глеб, постанывая, подполз поближе к костру, лег рядом с Костой, спросил, переводя дыхание:
– А еще... что... говорил?
– Не знаю. Ушел я... Не люблю, когда брешут.
– А если правда?
– Мне-то какое дело? Я туда не собираюсь.
Возле хворостяной кучи лежала серая холщовая котомка. Коста деловито развязал веревку, запустил внутрь руку с толстыми коричневыми пальцами, долго рылся и наконец извлек на свет пузатую луковицу с проклюнувшимся зеленым ростком.
– Дай-ка нож, боярин. Под тобой, в траве.
– Я не боярин, - сказал Глеб, отодвигаясь.
– А мне все одно. При деньгах - значит боярин.
– Коста взял нож и стал размашисто, будто шкерил рыбу, счищать с луковицы желтую шелуху.