Земля

Чиковани Григол Самсонович

Если Важа Джапаридзе за чем-либо посылал его на правый берег, где располагался Чаладидский участок, Исидоре всегда находил отговорки или норовил послать туда кого-нибудь другого.

Теперь, когда стройка переместилась на правый берег, перед Исидоре во весь рост встал выбор: либо перейти работать на Чаладидский участок, либо вообще уйти со стройки. Уйти со стройки он не мог — ведь тогда пришлось бы изменить клятве, данной у отцовской могилы. Всего лишь раз побывал Исидоре у болота, в котором нашел свое последнее пристанище Татачия. Исидоре ни за что не осмелился бы прийти к этому месту в одиночестве. Впрочем, он и не знал,

где находится это самое болото. Люди посоветовали ему обратиться к Гудуйе Эсванджия, который знал каждое болото в округе. И Исидоре последовал доброму совету.

Избегающий людей лесной человек так сказал Исидоре Сиордия:

— Не с добра преследовал твой папаша посланца Ленина Вардена Букия. В мою хижину шел Варден. Ради народного дела собирались там большевики. Вот и надумал предать их твой отец. Но болото преградило ему путь, связав его по рукам и ногам. Здесь и нашел свою могилу предатель. Поостерегись, парень, ходить дорогой, которой следовал твой отец, — к добру это не приведет! — Если кто был не по душе Гудуйе, он так и обращался к нему — «парень».

Исидоре не приглянулся Гудуйе с первого взгляда. И, хмуро глянув на него, Гудуйя подумал: «Яблоко от яблони недалеко падает». Гудуйя, бывало, за версту обходил то самое болото. Грязным местом почитал он могилу Татачия. И все же по доброте душевной не смог он отказать в просьбе Исидоре — повел его к могиле отца. Не дойдя до болота, Гудуйя рукой показал Исидоре: там, мол, — и остановился.

Исидоре не осмелился близко подойти к болоту. Дрожа как осиновый лист, он издали смотрел на болото. Холодный пот струился по его побелевшему лицу. Его узкие, словно прорезь копилки, глаза расширились, верхнее веко судорожно задергалось.

— Что с тобой, парень?!

— Со мной? — еще больше задрожал Исидоре.

Болото глухо ворочалось и хлюпало, рождая панический страх в душе Исидоре. Вновь сузились его глаза, и он старательно отводил их от болота. Только верхнее веко по-прежнему неудержимо дергалось.

— Пройди к отцовской могиле, преклони колено. Иначе зачем было сюда тащиться?

— Чтобы отомстить — вот зачем! Разрази меня гром, батя, если я не вымотаю душу у этого сучьего болота! Высушу. Дух из него вон. Высушу. Хайт! — погрозил кулаком Исидоре, сухоньким сморщенным кулаком. И тут же пронзительно заверещал: — Сиордия я, Исидоре, запомни, хайт!

— Оно и видно, что Сиордия ты. Смотри не ходи отцовской дорожкой, поскользнешься, — вновь повторил Эсванджия и угрожающе потряс тяжелой суковатой палкой. — Иначе не миновать тебе людской или божьей кары, — и, повернувшись спиной к Исидоре, заковылял к своей хижине.

Исидоре, оставшись один на один с болотом, встрепенулся и словно ветер понесся наутек от него в противоположную сторону. Он остервенело продирался сквозь сучья, бамбуковые заросли и кусты. Животный страх лишил его рассудка, зрения, и, налетев на дерево, он словно подрубленный шмякнулся оземь.

Это болото, на месте которого должен пройти главный канал, входило в массив, где прорабом был Исидоре Сиордия.

Важа Джапаридзе, не дожидаясь приказа о назначении его главным инженером, с завидным рвением приступил к исполнению своих обязанностей. Необходимо было в кратчайшие сроки внести изменения в проект строительства Чаладидского участка. Это и стало его основной заботой.

После поразившего

его ареста Андро Гангия и беседы с начальником управления Важа старался отбросить все сомнения, связанные с консервацией Ланчхутского участка и с головой ушел в работу. День и ночь трудился он, не давая передышки ни себе, ни другим.

С Галиной он провел всего лишь первую ночь, тревожную и волнующую. С тех пор целыми днями им не удавалось видеться друг с другом. Даже ночевать не часто приходили они в дом тетушки Русудан — спали все больше в бараках в лесу.

— На что это похоже?! — спросила однажды тетушка Русудан, когда Важа, уставший и неразговорчивый, далеко за полночь уселся ужинать в кругу семьи. — Никуда не убежит это ваше болото. Оно за целые века никуда не делось, а теперь и подавно подождет маленько. Где это видано, чтобы молодожены хотя бы недельку не побыли вместе не разлучаясь. Да так и семейного счастья не почувствуешь. Может, тебе бог так велел, но при чем тут твоя жена.

— Тетя Русудан, — обескураженно посмотрел на нее Важа, — да захоти я остаться, Галя тотчас на улицу меня выгонит. Да и она сама ни за какие блага не усидит дома.

— Важа правду говорит, Русудан Григорьевна, — обняла тетушку Русудан Галя. — И земля, и болото подождут — им действительно некуда деваться, а вот человек не может ждать, потому что ему тоже деваться некуда, — она улыбнулась Важе.

— Что правда, то правда, видимся мы и впрямь редко, но все равно мы всегда вместе.

— Это как же понимать? — удивился Петре. — День и ночь врозь — и все равно всегда вместе?

— Вот так и понимать, Петр Ражденович, — улыбнулась Серова. — Сердцем и душой мы всегда нераздельны. Разве я не права, Важа?

— Еще как права! — подтвердил Важа.

— Твои мысли где-то витают сейчас, Важа, — сказала Русудан.

— Возможно, — согласился Важа. Он действительно не думал об этом, лишь краем уха слушал разговор Гали со старшими. Мысли его были заняты только одним: успеют ли вовремя построить бараки, перевезенные с Ланчхутского на Чаладидский участок.

Рабочим было очень тяжело ходить пешком на стройку из окрестных селений, где их временно поместил Лонгиноз Ломджария. Между массивами не было ни проезжей, ни пешеходной дороги. Из-за большого расстояния и бездорожья рабочие часто опаздывали на работу и уходили раньше, чтобы засветло добраться до места ночлега. В темноте люди сбивались с пути и долго плутали в чащобе, в смертельном соседстве с болотами и дикими зверями. Рассказывали, что однажды заплутавший в лесу рабочий ночевал на дереве, чтобы избежать встречи с волками, которых здесь было в избытке. Другой рабочий спасся лишь чудом. В темноте он попал в болото, и не миновать бы ему беды, не смекни он лечь на спину. Так, не шевелясь, и пролежал он всю ночь, пока не спасли рабочие, вышедшие на розыски товарища.

А тем, кто наслушался местных сказаний и легенд, то и дело мерещились лесные страшилища, то Очокоч, то Месефи, то охочая до мужчин ткашмапа. Никто не осмеливался ходить по лесу ночью.

— Не пеняйте на Важу, Русудан Григорьевна, — попросила Галина. — Он сейчас очень перегружен, и ему не до нас. Дайте срок, Важа и для нас найдет время. Так ведь, Важа? — одними глазами улыбнулась она мужу. Важа благодарно улыбнулся ей в ответ. Галина поддержка помогала ему умерять тоску по Андро Гангия, облегчала работу, скрашивала жизнь.