Земля
Шрифт:
Хобисцкальский мост был самым большим мостом после Рионского. Строители и путники переходили реку вброд. Вброд переправлялись на другой берег и арбы, и грузовики, и повозки.
Половодье на реке случалось часто, и тогда преодолеть его не было никакой возможности. Это тормозило снабжение стройки всем необходимым, и поэтому строительство моста через Хобисцкали было в центре внимания руководства.
Для моста был необходим цемент, но доставлять его было так же трудно, как некогда соль, которую грузинские крестьяне возили из Агзевана на арбах и повозках.
Вот и теперь не успел прибыть из Новороссийска вагон с цементом, как Лонгиноз с двадцатью арбами был уже тут как тут.
Стоял солнечный день. Всю неделю ни дождинки не упало с неба, и поэтому дороги были сухи. Радости Лонгиноза не было границ — вот так денечки, как по заказу. Он уже предвкушал, как долгожданный цемент без помех будет доставлен на стройку. Но недолго радовался Лонгиноз: неожиданно с моря грозно пошли тяжелые тучи, переполненные влагой.
Лонгиноз с горечью отметил, что тучи недолго будут нести такую тяжесть и прольются на землю ливнем. И тогда прощай цемент, добытый всеми правдами и неправдами, угрозами и мольбой.
— Проклятье, — как ошпаренный носился Лонгиноз по станции, пот ручьями стекал с его разгоряченного лица. Вдруг он застыл словно вкопанный и зло погрозил тучам кулаком. — Откуда вас принесла нелегкая, будьте вы прокляты! — вовсю ругался Лонгиноз. Потом перевел дух и сменил тон: — Дорогой мой, ветер-ветрило, пожалей меня, разгони тучи, развей хмару, унеси их за три моря, за высокие горы, не губи меня, век тебя помнить буду, пожалей! — закинув голову к небу, истово бормотал Лонгиноз.
Поймав на себе изумленные взгляды грузчиков и аробщиков, Лонгиноз смутился.
— Так дедушка мой уговаривал ветер, правда без толку, тьфу ты, проклятье! — пояснил он и тут же побежал к складу.
— Сколько у тебя брезента? — накинулся Лонгиноз на кладовщика.
— «Сколько, сколько»... Один — вот сколько, будто сам не знаешь, — буркнул кладовщик Буху Дараселия.
— Какого он размера?
— Двадцать квадратных метров.
— Резать будем, покроем арбы с цементом.
— Резать? — вскричал Дараселия. — Ты что, с ума спятил?
— Да, да, да, разрежем на куски, чтобы цемент не промок, — нетерпеливо повторил Лонгиноз.
— Для твоего проклятого цемента брезент искромсать, да? — кипятился Дараселия.
Яркая вспышка молнии осветила разгневанное лицо кладовщика.
— Эх ты, олух! — взорвался Лонгиноз.
— Что-о-о? — вконец взбеленился Буху.
— Тетеря ты, вот что. Цемент этот не мой, так же как и брезент не твой, понял?
— Оно-то так, но за брезент несу ответственность я! — поумерил свой пыл кладовщик.
— А за цемент кто ответит?
— За цемент — ты, а за брезент — я.
— Глупости говоришь, Бухутия, ослиная твоя башка.
— Какой я тебе Бухутия, Буху меня зовут, ясно? — вновь взорвался кладовщик. — И попрошу не оскорблять. Не выводи меня из себя, Лонгиноз,
— Глупости говоришь, Бухутия, тупица ты эдакий, — не обращая внимания на угрозу, продолжал Лонгиноз. — Не твой брезент, не твой, понял?
— Ты посмотри на него! А чей же, я тебя спрашиваю?
— «Чей, чей»! Народный он — вот чей, государственный, уразумел теперь, а? Грош цена твоему брезенту, а цемент для стройки дороже миллиона, пораскинь мозгами, Бухутия.
— Не Бухутия я тебе, слышишь? — угрожающе сжал кулаки Дараселия.
Снабженец понял, что ни силой, ни угрозами брезента он не получит, и решил сменить тактику.
— Буху... Миленький мой толстячок Буху. Вот так ты нашу дружбу ценишь, да? Ты ведь головастый мужик, посуди сам: какое богатство корове под хвост мы бросаем, пойми же ты наконец! — ласково уговаривал кладовщика Лонгиноз.
Вновь блеснула молния и прогрохотал гром.
— Бог ты мой! Пришла моя погибель! — как ужаленный подпрыгнул Лонгиноз. — Как припустит сейчас... Так где же брезент?
— Вон он, в углу, — смягчился кладовщик.
Лонгиноз привел на склад двух аробщиков. Втроем они быстро расстелили брезент по полу и ловко разрезали его ножами по размеру арбы. Потом скатали куски брезента и взвалили их на спины.
— Погрузим на мотоцикл, — распорядился Лонгиноз.
— Да его же от силы арб на десять хватит, не больше. А что с остальными делать?
— Бурками покроем, — мгновенно принял решение Лонгиноз.
— С аробщиков снимешь, а цемент покроешь, так, что ли! — недоверчиво переспросил Дараселия.
— Вот именно. А не хватит бурок, шкуру с себя сдерну, а цемент накрою, ясно? Теперь ты хоть понял, что для нас значит цемент, а?
Снова загрохотал гром, и молния голубым сиянием озарила успокоившееся лицо Лонгиноза.
— Была бы у меня твоя голова, Лонгиноз, разве я на складе бы сидел? — сказал Дараселия и тут же встрепенулся: — Что же ты стоишь? Беги, беги, а то сейчас ка-ак польет!..
Спиридон Гуния сидел за своим столом в конторе строительства Коратского массива. Перед ним стоял демобилизованный солдат, неловко мявший в руках шапку. Было заметно, что он отвык от гражданки и не знал, как себя держать. Смуглое, от природы энергичное и волевое его лицо было черным от загара.
— Вы в танковых войсках служили? — спросил Спиридон Гуния.
— Так точно.
— Вот и прекрасно, — обрадовался Спиридон. — Нам позарез требуется помощник драгера.
— Это то, что мне нужно.
— Фамилия?
— Нодия.
— Имя?
— Бондо Иосифович.
— Можете прямо с утра приступать к работе. А теперь идите в шестой барак и спросите Фариу Джохадзе. Он вас устроит. В шестом бараке у нас общежитие. — Спиридон написал направление. — Это отдайте Джохадзе. Перед работой зайдите в отдел кадров, вам скажут, куда пойти и где найти драгера. Драгеры у нас в соцсоревновании участвуют. Вы, надеюсь, знаете, что такое соцсоревнование?