Земляки по разуму

Готко Олег

* * *

Вторник, 5 декабря 1995 года

— Долго нам еще лететь? — поинтересовался Длинный, лежа на полу, покрытом синтетическим мхом, и ковыряясь в пасти зубочисткой, пачкой которых снабдила друга не в меру заботливая супруга.

— Понятия не имею, — не стал скрывать всей известной ему правды Саньковский. — Это известно только Богу и автопилоту.

— Так поинтересуйся у него.

— У Бога?

— У автопилота, придурок!

—

Хм, а это мысль… Вот только я сомневаюсь, что ответ будет понятным. Мы же не знаем его родного языка.

— Чьего?

— Автопилота… Я хотел сказать — Тохиониуса.

Длинный осторожно приподнялся на локте и посмотрел на Семена в упор:

— Ты хуже старого негра! За столько лет мог бы его и выучить. Что же, придется надеяться, что звезды появятся раньше, чем закончатся котлеты.

Саньковский невесело покачал головой:

— Вот это вряд ли. Их там осталось штук десять, не больше.

— Что же мы жрать будем? — звякнул тревогой голос Длинного.

— Консервы, ясное дело. Я их целый ящик взял и, если Машка не забыла положить консервный нож, то…

— То я по возвращении оторву вам обоим головы, — буркнул друг и снова улегся, но ненадолго. — Надеюсь, ты взял свиную тушенку, а то я, знаешь ли, говяжью не сильно уважаю.

— Какая тушенка? В магазине была только сардинелла в масле.

— Что?!! — забыв о всякой осторожности, Длинный вскочил на ноги и шарахнулся о потолок.

Семен вздрогнул.

— Поосторожнее, а не то подхватишь сотрясение мозга.

— Повтори!

— Поосторожнее…

— Плевать мне на осторожность! Что ты сказал перед этим?!!

— Ты о консервах? А что я? — Саньковский развел руками. — Нет у нас в магазинах хлореллы [11] . Кроме того, сам подумай, воскресенье, большинство гастрономов закрыты…

11

По слухам, это растение является основной пищей космонавтов \ прим. С.Саньковского \.

— Какая хренелла?! — взбеленился друг. — Ты хочешь, чтобы я ел рыбу?!!

— Выбор у тебя, я бы сказал, небольшой.

Длинный подошел к Саньковскому и сдавленно прошипел, не помня себя от правоверной ярости:

— Поворачивай!

— Что?

— Поворачивай на Землю, иначе ребенок останется без отца!

— Да брось ты! Это же не телега. Захотел — налево, передумал — направо…

Осознав его правоту и бессильно опустив руки, Длинный сел на пол и обхватил ими голову. Его нескладное тело закачалось из стороны в сторону и запричитало:

— Нет, ты идиот. Ведь знаешь, как я отношусь к рыбе… Ты хуже идиота — тех в космос не пускают. Впрочем, только таким, как ты, там самое место. Теперь я понимаю, что Машка просто решила от тебя избавиться самым цивилизованным образом. А я что ей сделал плохого?..

— Да хватит тебе убиваться, как нищий на паперти! Никто от нас не избавлялся, просто так получилось.

Длинный посмотрел на него странным взглядом и разразился тирадой:

— Тебе уже давно пора понять, что в этом мире случайностей нет.

Для них не осталось места среди круговой поруки причин и следствий. Всякое действие преследует определенную цель, пусть и не всегда демонстрирует какую именно. Так бильярдный шар катится после удара кия, задевая по дороге другие шары, из которых только один должен оказаться в лузе. А что происходит с другими? Они тоже начинают движение, толкая соседние, а те, в свою очередь, бьют рикошетом дальше. На столе количество шаров ограниченно, но в жизни, где чье-то решение подобно удару кием, а луза — цели, такой шар-человек, когда играет по большому, вовлекает в движение несметное количество народа. Примеров, надеюсь, тебе приводить не нужно?

Изумленный Семен смотрел на Длинного во все глаза и вместо ответа смог лишь поинтересоваться:

— Ты такой философии от рыбок набрался?

— Дурак, ох, дурак. Ты который год землю топчешь?

Не улавливая связи между вопросами и ответами, Саньковский все же честно сказал:

— Ну, тридцать третий, а что?

Длинный несколько секунд пристально смотрел на друга, словно пытаясь ему что-то внушить, а затем расхохотался, но как-то непривычно, безо всякого веселья в голосе, отчего звуки, которые издавал, были похожи на уханье филина.

— Ты на что это намекаешь?.. — наконец-то забеспокоился Семен, начиная догадываться, что странный этот смех имеет к нему непосредственное отношение.

— Я намекаю?! Да я тебе прямым текстом говорю, что тридцать три года для мужика дата непростая. Твоя Машка да еще с ее оригинальным чувством юмора вполне могла решить, что тебе уже пора живым возноситься на небо, минуя крест, распинать на котором нынче уже вышло из моды.

— Ты что это несешь? Какие кресты?..

— А потом она будет рассказывать ребенку семейную легенду, — продолжал Длинный, не обращая внимания на Саньковского, — о том, что его отцом был Святой Дух. Одного только не понимаю, какую роль она отвела мне?

— Клоуна, — буркнул Семен, сообразив в конце концов, что все эти бредовые речи есть ни что иное, как последствие стресса, пережитого Длинным из-за отсутствия перед глазами рыбок, и в который раз пожалел, что под рукой нет водки.

Отвернувшись, он достал из рюкзака консервы, нашел в одном из кармашков нож и открыл банку. Затем, злорадно поглядывая на друга, принялся набивать рот хлебом и сардинеллой, обжаренной в масле. Цель его была проста и понятна: если клин надо выбивать клином, то стресс, следовательно, лучше всего снимать другим стрессом.

Янтарное масло стекало по подбородку, Длинный смотрел на него, как черт на священника, а Семену хотелось думать, что простая житейская математика не подведет и «минус» на «минус» в конце концов обязательно дадут «плюс». Еще он сожалел, что не взял кильку в томатном соусе.

Тот больше походил бы на кровь.

***

Самохин проснулся с неприятным ощущением того, что в его жизни случилось нечто непоправимое. Смутное это состояние продлилось не более нескольких секунд, и он вспомнил о Марии Саньковской.