Земляки по разуму

Готко Олег

Даже в белом горячечном бреду Саньковский вряд ли смог бы увидеть кроваво-черные танцующие скалы, фосфоресцирующие гейзеры, превращающие небо в калейдоскоп невероятных огней, и еще миллион чудес, среди которых бродил теперь с группами не менее абстрактообразных существ. Для общения с ними в его память было заложено более десятка основных языков Скопления Солнечных Зайчиков. Единственным неудобством для туристов было то, что каждый новый вопрос к гиду они должны были начинать с приветствия — ключевого слова, которое переключало сознание Семена на нужный язык. Если в группе находились

представители нескольких разноязычных планет, а такое случалось сплошь и рядом, то диалоги приобретали несколько клинический характер. При этом казалось, что клиенты поголовно страдают редкой формой склероза и им просто не под силу упомнить, здоровались ли они с гидом или нет. К сожалению, их юмор настолько отличался от земного, что никто, кроме Саньковского, внимания на это не обращал.

Вот так, потихоньку, время и шло. С очередной группой туристов, которые таращились на своего экстравагантного гида, чем могли, Семен подошел к знаменитому обелиску. Завидев еще одно оригинальное существо, толпа окружила майора, норовя пощупать, пощекотать усиками или хотя бы нюхнуть столь похожую и одновременно отличную от их гида особь.

— Щекотно!!! — завопил Вуйко А.М., недружелюбно пиная ногами всевозможные конечности, тыкающиеся в самые неожиданные места.

— Добрый день! А это и в самом деле ваш собрат? — поинтересовалась у Семена неразлучная пара Условных Кузнечиков, как он их окрестил.

— В принципе, да, но степень нашего братства приблизительно такая же, как у вас с троюродным дедушкой вашего соседа.

— Добрый день! — не давая пискнуть никому из остальных, не унимались Чертовы Кузнецы, как он их тут же перекрестил. — Что значит «троюродный дедушка моего соседа»? И какое отношение он имеет к вам?

— Седьмая вода на киселе, — несколько раздраженно прочирикал гид в ответ и отвернулся.

Его внимание тут же было привлечено странными рожами, которые корчили лицо майора. Было в них нечто, мягко выражаясь, тревожное, так как щекотать его уже перестали, а других видимых причин для подобной клоунады не наблюдалось.

«Не спятил ли, часом, наш старичок?» — подумал Семен.

— Добрый день! — снова в унисон начали Хреновы Зануды, но реакция Саньковского на безобидное приветствие оказалась для них неожиданной.

— Для кого добрый, а для кого не очень! — огрызнулся он и направился к сородичу, понимая, что тот хоть и майор, а все же тварь божья.

По дороге Семен отрывал от себя наиболее липучих зевак, от клейкой секреции которых на комбинезоне оставались пятна. Когда ему удалось, наконец, протолкаться к Вуйко А.М., тому уже успели сказать магическое слово. Потный майор тут же устало забормотал вколоченный в него текст, одновременно ухитряясь закатывать глаза под лоб, махать импровизированным веером и тыкать указкой в загадочные черточки, ямочки и выпуклости, украшающие основание обелиска. Чувствовалось, что он просто с ума сходит от жары и находится на грани того, чтобы заняться эксгибиционизмом.

— Привет, старик!

— Перед собой вы видите один из древнейших, а если точнее, то самый древний и загадочный артефакт местной цивилизации, уцелевший с незапамятных времен, — начал Вуйко А.М.,

с ходу переключившись на русский язык. Программа у него была попроще и ничего, кроме текста об обелиске, говорить было не положено. Как ему удалось сделать перевод на русский было абсолютно непонятно. — Несомненным доказательством этого является то, что…

— Эй, это же я, Семен!

Майор опустил из-под брови левый глаз, в котором сверкнуло на мгновение старое доброе и милицейское подозрение, а затем расплылся в радостной улыбке.

— Здравствуй, дорогой!

— Только не надо «здравствуй»! — замахал руками Саньковский, протестуя.

— Тогда прощай! — обиделся земляк и вернул глаз обратно в засаду.

— Да я не в том смысле…

— А, ну да, конечно, — сообразил Вуйко А.М., — но все равно — дорогой! А то как ни гляну по сторонам — сплошная сальмонелла!

Несмотря ни на что, он не признавал за инопланетянами права на собственные названия. Они для него были, есть и останутся навсегда только «сальмонеллой», кем бы не притворялись!

— Как ты здесь? Как здоровье?

— Нормально. Как говорится: «Бог терпел и нам велел», — с наигранной бодростью ответил майор, потом вздохнул и совсем другим тоном добавил: — Эх, терпел бы Он среди такихублюдков, то запел бы совсем по-другому…

— Может, ты и прав. Он вообще много чего говорил, — сказал Семен, шаря критическим взглядом по красному лицу собеседника, где время от времени скатывались со лба крупные капли пота. — Тебе не сильно жарко в этих штанах? Или тебе не выдали комбинезон?

— Предлагали, — тяжелый вздох отверг предположение, — но я, старый дурак, побрезговал… Да и понимаешь, не хотелось расставаться с единственным воспоминанием о доме. Что там говорить? Вот мы все о грустном да о грустном! Давай отпустим их пока попастись, а сами тяпнем по соточке, а?

— Так жарко ведь, — усомнился в здравости идеи Саньковский.

— Ничего, — оживился Вуйко А.М., наблюдая в его глазах отсутствие более принципиальных возражений и интуитивно чувствуя замаскированное согласие, — клин клином вышибают! Тем более что на этой планете отсутствуют вытрезвители, а у меня в хате кондиционер!

— Ну, давай! — гид повернулся к подопечным и на добром десятке языков предложил им поразвлечься самим в меру сил и воображения.

— Эх-х! — сладостно протянул майор, стоя под сводами пещеры со всеми удобствами, доставшейся ему в качестве жилища, и довольно потер руки. — Вздрогнем сейчас, а?

И они вздрогнули так, что через полчаса под их ногами содрогалась и шаталась вся планета.

— А ты, — ик! — молодец, Семен, — А.М. дружелюбно толкнул Саньковского, — ада-ада-даптировался!

— Да и ты, дядя, тоже неплохо устроился, — ответил тот комплиментом на комплимент.

— Жалко, третьего с нами нет. Разбросала нас сальмонелла чертова! Ты хоть встречаешь его иногда?

— Иногда, да.

— И как он там, где ты его встречаешь?

— Встречает.

— И что?

— Кто?

— Он?!

— Регулирует, — неопределенно отмахнулся от надоевшего вопроса Семен, — а что?

— Честь отдает?

— Не видел.