Земляне против политики

Толстых Антон

Песня завершилась, правительство ждало мнения слушателей. Эдисон слегка сложил кончики пальцев.

— О Высший разум! Это шедевр!

— Вы уверены? — не поверил Тесла.

— Такого я никогда не слышал! Даже Бетховен отступает на второй план! Дайте мне граммофонную пластинку, и когда я довершу цель моего нахождения в Лондоне, она будет в моём доме!

Эдисон замолк. Молча встав и приблизившись к граммофону, он внимательно рассматривал прозрачную коробочку с магнитной лентой, пытаясь понять её устройство, но ни одной бороздки на поверхности ленты, ни одной бороздки, столь знакомых

изобретателю фонографа, не предстало его взору. Тщётные усилия! Какое скромное количество знаний мы считаем достаточными для своих нужд, и сколько времени мы тратим на то, чтобы восполнить неожиданно возникшие пробелы! Эдисон напрягал свой ум, пока лорд Солсбери с его былым интересом к электричеству не объяснил ему теми словами, какими мог объяснить:

— Звук записан с помощью намагничивания. Разве вы не слышали об идее магнитной записи звука?

— Я знаю, что в журнале «Мир электричества» была опубликована статья некоего инженера Оберлайна Смита, излагающего эту идею, но мой фонограф, а также его сын — граммофон, достаточны для записи звука. Зачем ещё придумывать, как записывать звук на намагниченную проволоку? И каким образом звук записан на этой ленте?

— Так вы говорите, русская песня — шедевр? — качая головой, усомнился лорд Солсбери.

— Песня про Москву и океаны должна стать официальным гимном Соединённых Штатов. Иных вариантов я не вижу.

— Оригинальное мнение. Что вы нашли в этой незамысловатой песне?

— Неужели вы не видите? Эта песня говорит о том, что великая Американская держава должна завоевать Россию!

— И изволите ли вы разъяснить ваши рассуждения?

— Да. Американец поёт, как он шагает по Москве. В конце слова «Если я по дому загрущу, под снегом я фиалку отыщу, и вспомню о...». К чёрту фиалку! О чём он намерен вспомнить? Конечно, об Америке.

Ему ответил взволнованный Тесла.

— Позвольте замечание. Столица России — не Москва, а Петербург.

— Причём здесь Петербург? Вот олухи! В Америке тоже есть Москва, и не одна! Всё сходится!

— Вы подразумеваете, что американец шагает по завоёванной Москве? В России, а не в Америке? Я всё понял. У американского народа хромает логика. Возможно даже, что он тупой. Хотя я понимаю, что не всегда сатирики правы...

На этой ноте некоторого скептицизма разговор перетёк в соседнее русло. Певец мог отдохнуть, чтобы исполнить московскую песню перед новой аудиторией.

— Ради разнообразия я предлагаю внести разнообразие в наше нынешнее времяпровождение. Мистер Чемберлен, вы не могли бы быть любезны начать светскую беседу? — просил лорд Солсбери.

— По лондонским улицам стелются клочья привычного для всех нас тумана. Когда был последний дождь, вспомнить не могу, но когда точно он будет, до появления нового прогноза будет нелегко. Температура воздуха не столь низка, но не чрезмерно велика, но если же физик выразит её в градусах Кельвина, выйдёт колоссальная цифра. — Министр колоний сдержанно поднял бровь, отозвавшись на такую же реакцию лорда Солсбери. — Милорд, разве в девятнадцатом веке светскую беседу не начинают с погоды?

— Вы поступили правильно, сударь. Но ради разнообразия я предлагаю перейти к менее тривиальной теме.

— В таком случае

извольте стихи из недавно созданной музыкальной комедии «Джентльмен Джо». Нет, этот Джо не имеет ко мне ни малейшего отношения. Он кэбмен. Но именно из-за имени Джо на афише я согласился с рекомендацией доктора Хамфри и посетил представление. Речь в том отрывке, который я собираюсь прочесть, идёт о такой теме, как приобщение современных женщин к велосипедизму.

— Интересная и злободневная тема! Если в будущем женщины от велосипедов перейдут к безлошадным экипажам, то мужчинам останется только сесть за швейные машины. Тем не менее, я позволяю прочесть.

Чемберлен сложил руки на груди и прочёл с видом школьника, которого много пороли:

Не верю я! Здесь дама-велосипедист! Смотри-ка! Лучше на неё смотреть! Привет! Привет! Привет! Привет! Привет! Её юбка развивается струей, Теперь же нужно ездить без неё. Она надеется, что мать не будет узнавать её, И хочет, чтоб они не заскучали. Но что это? Привет! Привет! Следи за этой дамой-пед, Жмёт дама на педали! [28]

28

Перевод А. Толстых.

Аплодисменты.

Эдисон смог расслышать прочитанное (всё-таки Чемберлен читал не иначе как школьник, которого много пороли), и его ум занял непонятый аспект.

— Один вопрос. «Её юбка развивается струёй, теперь же нужно ездить без неё». Как она будет ездить без юбки?

— Очень просто. Дама-велосипедист наденет рациональный костюм.

— Мне приходилось слышать это новое выражение, — ответил лорд.

— Что вы сказали? — не понял Эдисон.

— Рациональный костюм. То, что единомышленницы этой дамы-велосипедистки заимствовали у суфражисток.

Эдисон сначала напряг слух, стараясь правильно воспринять фразу, после чего задумался над пассажем собеседника.

— «То, что её единомышленницы заимствовали у суфражисток»? Я бы выразился короче, — здесь он произнёс прямое обозначение того, чью разновидность надели на себя суфражистки.

Чемберлен смущённо кашлянул, скрывая возмущение сдержанным жестом.

— Как вы сказали, сэр? Нет, не надо повторять.

— Разве я сказал что-то недозволенное?

— Именно так.

— Не понимаю, сэр.

— Вы сказали так, как не выразился бы ни один джентльмен в хорошем обществе.

— Вы сказали так, как не выразился бы ни один джентльмен в хорошем обществе! — повторил премьер уже громче.

— Я никогда не говорил, что я джентльмен. В чём дело? Я всего лишь произнёс слово… — снова неподходящее обозначение.

— Должен пояснить, что мы, при людях, называем эту часть одежды н е н а з ы в а е м ы м и.

— Как?

— Неназываемыми!!