Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Мы с Гулей усталые, тяжело нагруженные, но веселые, счастливые бредем по тропе к той самой горе голой, снежной Кондаре.
И я читаю громко вслух, чтобы отогнать усталость и ночной древний страх от необъятности, бездонности вселенной, стихи современного безвестного поэта Z:
..Уже уж ночь ночь ночь в ущелья в ущелия сошла сошла сошла
Аллах Аллах соходит со небес
Твоя небесна млечна тишина
Твоя соходит со небес падучая текучая
Твоя речная плещет ива твоя летит пахучая цикада птица стрекоза
И Ангел близко опускается на глинистый разрушенный пророков древних
мерцающий мазар мазар
И клювом рыщет в перьях полусонная загробная речных святых чинар сова
сова сова
И ночь заухала заухала и в травы низкие росистые сошла сова сова
И ночь заухала и водопады затуманила замедлила окутала опутала взяла
Аллах Аллах душа ночная вся объята вся разъята для Вселенной вся
смиренна вся готова
Вся Твоя Твоя Твоя…
Алллллаааааа…
…Я почти пою эти стихи, и Гуля внимает мне, и ночь темная, туманная, теплая внимает мне… и принимает нас в свою вселенскую, кишащую мириадами жизней утробу… да!
Мы на дне ночи!..
Мы на дне Вселенной!..
Мы на дне бездны!..
Но без нас нет ни ночи, ни вселенной, ни бездны!..
О Боже!..
О Аллах, о Господь этой ночи, этой Вселенной, этой бездны, этих таящихся, колыбельных гор!
Помоги нам…
О!..
…Мы из последних сил бредем по знакомой тропе…
И вот мы на горе Кондара!..
— Гуля, ты узнаешь эту гору?.. Ты помнишь, как мы стояли тут, обнявшись, влюбившись?..
И не знали что? что? что делать нам друг с другом?..
А нынче прошло пятнадцать лет, и мы знаем?..
А?..
…А вот она — темная громада исполинского Дерева плывет в беззвездной ночи гор!..
И мы бредем к одинокой Черешне альпийской. И мне кажется, что она стала еще выше и толще… Поистине, Дерево-Пирамида!..
Вершина, крона её уходит в низкие, сырые тучи.
Вершина теряется в тучах близких, бегущих.
Мы дышим тучами… мы словно едим-жуем, смакуем сырые, рыхлые тучи…
Какое-то животное чутье подсказывает мне, что не надо ставить нашу палатку прямо под Деревом, хотя Оно могло бы спасти нас от дождя.
Мы с Гулей притихшей быстро и умело ставим палатку близ Черешни…
Ночь иссиня-черна, как майский, малахитовый, сыпучий, гремучий жук…
И так мы устали от долгого пути в горах, что нет у нас сил развести костер, вскипятить чай и поесть.
— Гуля, Гулечка, что ты притихла? что вспомнила? что чуешь, предчувствуешь, возлюбленная древляя моя?..
Завтра утром мы встанем рано, рано! Вместе с горным солнцем!..
И я разведу костер и напою тебя чаем и кофе!..
И мы пойдем
Я опытный рыболов-браконьер!.. Я умею поражать форель из ружья на пенных речных перекатах…
Ранним утром рыба доверчивая…
Как девственница…
И мы дремно залезаем в наши спальные мешки и, радостно предвкушая горную, вольную, медовую, хмельную жизнь нашу, засыпаем, что ли? становимся ночью? растворяемся в ночи, что ли?..
И мой спальный мешок сонно приближается к её спальному мешку…
И я вынимаю из мешка сонные, тяжелые руки, и обнимаю её сонно, хмельно…
И она не противится мне сонно, хмельно…
И наши руки сплетаются, как корни и ветви близких дерев…
Но только руки сплетаются наши…
Да…
А где-то бродит смерть…
Чья?..
Пусть моя…
Глава четвертая
УТРО!
…Кавказ был весь, как на ладони,
И весь, как смятая постель…
…Утро! Раннее утро в фан-ягнобских горах!..
Я просыпаюсь рано, рано…
Алое необъятное слепящее солнце встает из-за гор!..
Тучи за ночь ушли, открыв безбрежные алые дали, дали, дали — снежные пики близких и далеких вершин ослепительно больно сверкают, уходя за все горизонты… Айя!..
Я выхожу, выползаю из нашей палатки, из нашей горячей постели…
И я вспоминаю великие строки поэта: “Кавказ был весь, как на ладони, и весь, как смятая постель…”
О Боже!.. Кто ночевал, почивал на горах этих?..
Иль Сам Господь разбросал, разметал эти горы, как алмазные подушки, одеяла, простыни?..
Кто знает, кроме Самого Творца…
Но Он молчит…
— Гуля! Возлюбленная моя! Вставай! гляди! Художница, где ты на всей земле увидишь такое?!..
Я бегу к одинокой исполинской Черешне — ближе! ближе!.. Вот она! Я стою, дышу под ней!..
О Боже! Сон, что ли? Но не бывает снов таких!
Надо мной исполинское Дерево слегка колышется от раннего горного ветерка — в горах всегда веет этот ветерок от гор и пропастей.
Я гляжу на необъятное Дерево…
Оно всё живое, кровавое! сплошь малиновое дерево! Оно всё усыпано малиновыми несметными плодами!
Это огромные — величиной с малое яблоко — малиновые ягоды!
Всё Дерево усыпано этими атласными, малиновыми, рубиновыми, гранатовыми, малахитовыми неслыханными черешнями…
…И я вспоминаю древнюю миниатюру, где нагой Царь Дарий Гуштасп I на золотом троне сидит под исполинской черешней и забавляется люто, пагубно с тремя коралловыми эфами.