Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Она — вино мое…
Капа — вечнотекучий, самый круглый сладчайший в мире персик! Персик!..
А разве жена не должна быть таковой?..
О Боже!..
Но что-то я медлил с Кипром и спасительными монастырями его…
Быть может, убийцу всегда тянет на место преступленья?..
И мне хотелось быть рядом с жертвами?..
Уже неделя осталась…
Уже эфы готовятся к исходу…
Но!
Но всё чаще мне являлся колоритный Генералиссимус
Я словно забыл его лютые слова: “Иначе домик ваш сожжем… Пытать будем утюгом… Зачем вам горячий, неудобный утюг, профессор?..”
Но я вспоминал его последние слова: “Хватит босым ходить по снегу… Я поставлю вас на икру и рыбу… Тысяча баксов в месяц…”
О Боже!..
Еще не поздно спасти его…
Операция на желудке — и изгнанье уже изготовившейся к прыжку на сердце змеи…
А если он расскажет всем?..
И великая священная тайна божественной Эфы станет прахом, блудом журналистов, отжившей чешуей змеи?..
Айе!..
Я бился в сомненьях…
Но потом решился…
Я решил поехать на рынок и открыть тайну Хасанхану…
Только ему одному!.. Да он и побоится предупредить всех остальных…
А, может быть, ему и выгодны их смерти — меньше соперников в бизнесе?.. Не надо киллеров посылать?.. Киллеры уже сидят во чреве богачей…
А потом я заеду к Капе, и завтра же мы уедем на Кипр!..
Да!..
Я, наконец, решился!..
Я оделся, закрыл дом и вышел в снежный, заметенный двор — гаража у меня не было, машина стояла прямо у дома…
Я стал веником сметать снег с нее…
Голубые кремлевские ели оцепенело стояли в снегу, вспоминая Голубого Генералиссимуса, и как Он кормил голубых льстивых белок, белок…
И снег не смел осыпаться на Кормильца, хотя был ветер, ветер…
Это был истинный Властитель, истинный Пастух Народов… И это знали, чувствовали даже белки…
О Боже…Где нынче такие Пастухи?.. Остались только белки…
И тут я услышал, что кто-то робко, эскизно скребется, стучится в мою калитку…
Может быть, это сам Хасанхан, а я еду к нему, но он не может так тихо стучаться?..
Может, это Капа?..
Или поэт Z?..
Кто пришел в одиночество заметенное мое?..
Я открыл калитку…
Это она пришла.
Моя последняя любовь на земле…
Моя последняя жена на земле…
Та, которая должна проводить меня в смерть!..
Ангел Серебряные Власы…
Глава восемнадцатая
ПОСЛЕДНЯЯ ЛЮБОВЬ НА ЗЕМЛЕ
…Она лежала на спине,
Нагие раздвоивши груди,
И, тихо, как вода в сосуде,
Стояла жизнь её во сне.
…Так много людей помогало мне празднично и блаженно
Но кто поможет мне так же празднично и блаженно встретить смерть?.. Которая уже недалеко…
…Та девочка с велосипедиком и страшными вилами в мешке стояла передо мной…
Ангел Серебряные Власы…
Она и раньше была лишь дивным собраньем светящихся косточек, а ныне походила на череп и кости, которыми раньше предупредительно украшали электрические столбы, чтобы пугать мальчишек-верхолазов…
Только дымчатые, блеклые от болезни глаза-колокольцы еще более разлились на провалившемся личике, как талые озерца средь нищих озимых наших угодий…
Царь Дарий Гуштасп… Я убежала из больницы…
У меня был брюшной тиф… Всех бедных моих вшей убили, а меня наголо постригли…
Мои волосы продали — теперь все продают… Можно продать свои внутренности… мне предлагали…
…Ангел Серебряные Власы… где власы твои?..
…Я глядел на нее, как, наверное, мать-роженица впервые глядит на новорожденного ребенка, которого ей принесли…
Она была в том же павловопосадском, павлиньем платке, и в стареньких джинсах, и в куртке летней, и в той же вязаной шапочке, которая раньше едва сокрывала вмещала херувимские ее серебряные власа избыточные, а теперь голый, как яйцо, маленький, жалкий череп…
Потом, вкрадчиво ступая, как балерина на пуантах, по снегу молодому под голубыми елями, она вошла тихо в мой двор, и почему-то долго и удивленно оглядывала мою машину — быть может, узнала и машину, и меня, которому тогда, на болотах и туманах, лепетала о любви в духмяных, медвяных стогах, копнах, скирдах?..
Не знаю, не знаю…
“…Сударь, не желаете ли женщину? И древнюю русскую любовь в медовом стогу сена?.. Я умею щекотать, как русалка, до смерти!..”
…Но а сейчас мне жгуче хотелось помочь ей, искупать ее, накормить ее, уложить спать, и беречь ее сон от всех людей на земле…
И от себя, конечно…
Я вдруг почувствовал, что в жизни моей, довольно тусклой и бессмысленной, как у всех людей в безвременье Перестройки, — явилась звезда или скромней — свеча в ночи!.. да!..
Аня… Ангел… Тебе надо принять ванну, поесть и спать! спать! спать…
А потом, а потом мы поедем на Кипр!.. Там нынче тепло… море сонное доброе душистое легкое медовое море, как наше золотое сено…
Мы будем загорать на древних знаменитых Камнях, где некогда в пене явилась в мир богиня Афродита!. А теперь, в той же пене, явимся и будем ликовать мы!..
Я даже не понимаю: я говорю эти слова или мечтаю?..
Но, кажется, я говорю…
…Она улыбается какой-то нездешней, далекой, загробной что ли улыбкой?..