Земные наши заботы
Шрифт:
Иван Филоненко
ЗЕМНЫЕ
НАШИ
ЗАБОТЫ
Встречи и размышления
В новой книге Ивана Филоненко собраны его лучшие очерки последних лет,
печатавшиеся в журналах «Октябрь», «Москва», «Наш современник», «Сельская
новь» и в других изданиях. Герои очерков — наши современники, труженики
Нечерноземья, люди, посвятившие свою жизнь преобразованию коренных земель
России. Читатель найдет здесь размышления о перспективах дальнейшего
развития колхозной
программы партии, о морально-этических факторах, влияющих на жизнь
сегодняшнего села.
Художник Николай КРЫЛОВ
(С) Издательство «Советский писатель» 1983 г.
МОСКВА
СОВЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
1983
Я С ПОКЛОНОМ
К ТЕБЕ...
(Вместо предисловия)
Хлеб... Помню я те далекие, но будто бы и совсем недавние годы, когда мы,
мальчишки, чтобы отоварить хлебную карточку, собирались у ларька с вечера.
Занимали очередь, всю ночь толкались, развлекались, как могли, лишь бы не
озябнуть, лишь бы скоротать время, забыть о голоде и дождаться утра, когда
от пекарни покажется фургон чуть больше собачьей конуры, водруженный летом
на телегу, зимой — на сани, когда откроется наглухо закрытое досками окошко
ларька, когда объявят сурово и неумолимо: «Хлеб сегодня получат столько-то
человек».
И наступала тишина — каждый молча смотрел на номер, написанный на ладони
химическим карандашом. Но тишина и смотрение продолжались лишь мгновение.
Начиналось движение: счастливчики втискивались на свои места так плотно, что
уже никакая сила не могла, вырвать, вытолкнуть их из очереди, как никакой
силой, если прозевал этот момент, не вклиниться было в очередь, а значит, и
не добраться до заветного окошка, и номер на ладони оказывался «пустым
номером» в буквальном смысле. Значит, скажут дома, зря всю ночь прогулял.
Значит, придется «зубы на полку» до следующего утра.
Но уж если повезло — радость в доме и лад, потому что не было ничего
дороже хлеба, тоже в буквальном смысле. Любые драгоценности — золото,
кольца, — предлагавшиеся в обмен, лишь окидывались небрежным взглядом. Все
это презрительно именовалось «барахлом». А на барахло кто же поменяет; кто
отдаст краюху ржаного хлеба, кто же отдаст жизнь за безделушки?
Многие мальчишки ушли в те годы из школы в поле — недоучившись, не набегав
отмеренное на ребячий век количество километров по лесам, оврагам, улицам.
Пошли растить хлеб. На смену
— Помню майский день сорок второго. Посевная. Я взял горсть пшеницы — и
вдруг... нет, не понял, скорее почувствовал, как чувствуют боль или радость:
в моих мальчишеских руках — жизнь...
Эти слова скажет через тридцать с лишним лет знатный хлебороб Василий
Макарович Чердинцев. А я слушал его и думал: да это же он и кормил меня
хлебом. Не только меня, многих. А было Васе чуть больше пятнадцати, когда
доверили ему сеялку и широкое поле, которое засеять надо. Хорошо засеять,
чтобы добрый хлеб вызрел.
— Это деталь можно другую сделать, если ошибся, брак допустил. У
хлебороба такой возможности нет — не пересеешь, — добавил он задумчиво.
Не пересеешь... Пожнешь то, что посеешь... Истина, ставшая пословицей,
которой политик пользуется и воин, воспитатель и юрист, и вовсе не в речах о
хлебном поле.
И я впервые с такой четкой ясностью понял: а ведь именно труд хлебороба и
является своего рода пробой для всего человечества, мерой совести и
отношения к делу, к жизни: от добра добро взрастишь, от зла — зло. Словом,
неминуемо пожнешь то, что посеешь. И не исправить ошибку, брак, потому что
природа не стоит на месте, в природе всему свой срок, требующий от человека
разумных действий. Неразумные ей не нужны — за них она наказывает.
Через всю свою жизнь пронес Василий Макарович то первое осознание своей
роли, своего места на земле. И каждый раз, выводя сеялки в поле, волновался:
не оплошать бы! Весне не скажешь: подожди. Весна, как и прожитый день, не
повторится. Каждую жатву испытывал счастье, глядя, как течет из бункера в
кузов машины золотое зерно. Каждую осень с торжественным благоговением брал
в руки каравай из новины, из хлеба нового урожая — и напоминал он ему
широкое поле с волнующимися на ветру колосьями, бесконечные валки, трудную
жатву. Да, трудную, потому что не бывает легких жатв, не припомнит таких на
своему веку ни один хлебороб.
Были и урожайные годы, и недороды, было радостно на душе и тяжко.
Радостно, когда колос крупный и полный, когда голубое небо над спелой
нивой, когда ночи звездные, безоблачные, когда комбайн «настроен» на работу.
Да, именно настроен: идет и идет послушно, ровно гудит мотор, мерно
вращается мотовило и шуршат по полотну колосья, течет в бункер зерно, а из
бункера — в машину, идущую рядом с комбайном. И похожи в эти минуты комбайн
и машина на птицу и птенца, которого птица кормит. И вот он, накормленный,