Зеркала бьются к счастью!

Клименкова Антонина

Обидно было знать, что новый год начнется с увольнения. Работа Ване нравилась, да и задержался он на этом месте дольше, чем на всех прочих вместе взятых. Устал он мытарствовать, прямо скажем.

По дороге домой он купил бутылку водки, банку соленых огурцов - и маленькое зеркальце, упрятанное в круглую жестяную шкатулку, вроде безвкусно изукрашенных дамских пудрениц, только без пудры. Он решил в этот раз разобраться со своим проклятием раз и навсегда! Сойтись лицом к лицу с неизведанным потусторонним, так сказать. Правда, в магазине попросил

продавщицу самой выбрать зеркальце, упаковать хорошенько и положить в пакет с покупками, ему при этом не показывая.

Дома он хорошо подготовился: нарезал бутерброды, откупорил водку, открыл банку с огурцами, налил стопку, сунул в банку вилку, чтобы огурцы выуживать. Достал катушку широкого прозрачного скотча и отрезал кусок. Сел за стол, поставил перед собой «пудреницу».

Зажмурив глаза и отвернувшись, осторожно вслепую приоткрыл крышечку - просунул внутрь пальцы с куском скотча. На ощупь тщательно залепил всё стеклышко. Чтобы, значит, если вдруг разлетится, то осколки не воткнутся ему в физиономию, а останутся на липкой пленке.

Закончив с приготовлениями, Иван хлопнул стопку, глубоко выдохнул, закусил хрустящим корнишоном.

Открыл «пудреницу» - и принялся высказывать зеркальцу всё, что накопилось на сердце. Громко, четко, обстоятельно, вслух. Начиная со случаев из раннего детства.

Когда заболело горло, он поймал себя на том, что просто в голос орет на «пудреницу». Ходит по кухне взад-вперед и разглагольствует, как полоумный. Оглянувшись на часы на стене, Ваня охнул - и кинулся к холодильнику, к плите: час до полуночи, а у него праздник встретить нечем, кроме едва тронутой бутылки водки. Ее он, кстати, от греха подальше завинтил крышкой и задвинул под стол.

Вскоре весело заскворчала картошечка на сковородке, облились майонезом крупно покромсанные помидор и огурец, изображая собой праздничный салат.

Ваня протянул руку, чтобы включить маленький телевизор, стоявший на тумбочке между микроволновкой и электрическим чайником. И замер. Потому что случайно взгляд коснулся открытой «пудреницы». А в оной, в зеркальце, сквозь пузырчато приклеенный мутный скотч отчетливо виднелся чей-то палец. Не отражение Ваниного, никак нет. Это был чужой палец из зеркальной вселенной.

И этот палец старательно выводил на запотевшем - с той стороны запотевшем!
– стекле два кривоватых знака: палка и символ вечности.

Ваня, стараясь не дышать, опасливо присел перед столом на корточки, так чтобы над столешницей оставались только округлившиеся глаза и макушка с поднявшимися дыбом волосами. Вперил безотрывный взгляд в зазеркальное таинственное действо.

Однако нарисовав два знака, палец скрылся за рамкой.

Подождав минуту и не дождавшись никакой дополнительной информации, Ваня шепотом ругнулся:

– Ну и что это такое, блин?

– Цифры. То есть номер, - последовал благожелательный ответ из «пудреницы», тоже шепотом.

Ваня шарахнулся от стола, а так как кухня была тесная, он мгновенно влепился

спиной в дверцу духовки. Над его головой сковородка на плите угрожающе подпрыгнула, звякнув крышкой. Ваня трясущейся рукой дотянулся до вентиля и выключил газ, пусть картошка еще не успела толком дожариться.

– Цифры, вашу маму?
– пролепетал Ваня.

Вот к чему привела его ругань с зеркалом! Раньше он видел только мелькающую тень, а теперь всё стало еще хуже - эта тень соизволила с ним заговорить!

– Ой, точно - не так же!
– донеслось с той стороны.

И Ваня увидел, как изображение в круглом зеркальце повернулось на девяносто градусов. Минус и знак бесконечности предстали цифрой.

– Восемьдесят один, - констатировал Ваня.
– И что это значит? Срок моей жизни?

– Как восемьдесят один?
– удивились оттуда.
– Да что ж такое-то...

Неведомый палец вернулся, да с целой кистью руки: ладонь стерла цифры, под звук шумного дыхания стекло снова запотело - и палец вывел те же знаки, но в зеркальном отражении.

– Восемнадцать, - понял Ваня.
– Это мне столько лет осталось мучиться с проклятием?

– Каким проклятием?
– сперва не поняли в зеркале. Малость поразмыслили, уразумели: - А, то есть ты так думаешь, да?

– А как мне еще думать?!
– рассвирепел на затупившую «пудреницу» Ваня.
– Или тебе там не слышно было, о чем я тут битый час распинался?!

– Прости, ты прав, - стеснительно повинилась тень в зеркальце.

– В чем?
– рявкнул Ваня.

– Было не слышно, - виновато пробормотала «пудреница».

Глухо зарычав от злости, Ваня вскочил на ноги и ринулся прочь из кухни, вон из квартиры. Только куртку прихватил, ключи от дома, мобильник и сапоги надел. Зима на дворе всё-таки.

3

На лифте он, конечно, не поехал - там зеркало кто-то шибко умный повесил. Прожженные сигаретами кнопки не починили, а зеркало повесили, вот ведь!

С топотом спускаясь по лестнице, с раздражением прислушиваясь к праздничному гудению в чужих квартирах, Ваня едва не запнулся на очередной площадке, непроглядно темной из-за перегоревшей или разбитой лампочки.

– Мужчина, вы чего? Глядите!
– возмутились нетрезвым женским голосом.

– Извините, - на автомате ответил Ваня. Притормозил: - А вы чего тут? Вам плохо?

– Ну, как сказать, - протянула дама.
– С одной стороны мне хорошо, хах!.. С другой стороны плакать хочется, уу!..

– Угу, понятно, - кивнул Ваня.

Но уйти просто так ему не дали:

– О, добрый молодец! А не поможете красной девице в терем родной попасть?

– Чего?
– не понял Ваня.

– Да дверь открыть не получается, вот чего, - пояснила дама. Судя по шороху, поднялась с пола, где сидела до этого, вытянув длинные ноги на половину площадки.