Зеркала бьются к счастью!
Шрифт:
– А... Это точно ваша дверь? То есть вы здесь живете, адресом не ошиблись?
– Почпорт вам показать, мил человек?
– хохотнула дама. И зазвенела ключами.
– Нет, но...
– стушевался Ваня.
– Темно - ясно, что не попадешь в замочную скважину-то...
Он достал из кармана куртки фонарик, который всегда предусмотрительно носил с собой, посветил в район дверной ручки, на даму посветить постеснялся. Луч метнулся на номер квартиры, и Ваня сглотнул: восемнадцатая. Не сюда ли его посылала тень из зеркала?
Дама не постеснялась - пока он пыхтел и думу думал, она цапнула его
– Меня Василисой зовут, а тебя, добрый молодец?
И такими колдовскими показались Ване ее сверкающие в свете голубоватых диодов очи, что позабыл он обо всех подозрениях и сомнениях.
– Ваня я, - промямлил он. Поправился: - Иван то есть.
– Ах, Ваня-Иван, спас ты меня, - промурлыкала-пропела Василиса.
Замок щелкнул, и она не отпустила его руку - втянула за собою в открывшуюся дверь, точно колдунья оторопевшего мальчишку в свой коварный пряничный домик.
Как зачарованный, Ваня пошел за ней. Правда, не забыл разуться на пороге, чтобы не нанести грязи в ее уютный мирок, полный пушистых ковриков, вязаных салфеточек, вышитых подушек, приправленный запахами свежезаваренного чая и домашней выпечки. Василиса проводила его не на кухню, а в комнату, усадила на диван, налила чая, стала рассказывать про свое житье-бытье: что квартиру снимает недешевую, а бачок унитаза свистит при сливе; что найти работу по профилю и с нормальной зарплатой невозможно; что мужиков вокруг вроде бы много, а пристальней поглядишь - и желание приглашать на чай пропадает напрочь. В общем, тяжела женская доля в любых мирах в любые времена!.. А Ваня слушал, кивал и уплетал за обе щеки воздушно-пышные пирожки с разнообразной начинкой. Особенно с мясным фаршем ему понравились, что вызвало у хозяйки улыбку умиления.
– Ах, хорошо тут у вас жить!
– тяжко вздохнула Василиса.
– Да придется мне отсюда сваливать восвояси. Уеду в дальние дали, даже в выходные не смогу приезжать на шопинг. Горюшко-то горькое.
– А фто так?
– спросил Ваня сочувствующе, пусть с набитым ртом вышло не шибко проникновенно.
– Срок мне вышел. Не нашла я способа избежать венца, видать, так и придется согласиться на навязанную долю...
– Чего?
– не понял Иван.
– Да свадьба у меня на носу, вот чего, - расстроено взмахнула рукой Василиса.
– У-ууу!..
– протянул Ваня, расстроившись не меньше ее самой.
– Так ты почти замужняя получаешься?
Он аж пирожок отложил обратно на блюдце и от себя отодвинул.
– Не укай, - насупилась Василиса и блюдце ему обратно придвинула. Ваня покладисто взялся доедать, прихлебывая чаем.
– Я этой свадьбы не желаю. Потому и испросила себе последний год свободы - искала возможность выкрутиться из положения и отречься от сговора. Да вот, как видишь, зря только время потратила. Сперва от простых способов нос воротила, а теперь уже последние минутки остались - поздно метаться!
– А кто жених?
– уточнил Ваня.
– О, он такой...
– закатила глаза к потолку Василиса. Принялась перечислять достоинства суженого: - Могущественный, богатый, влиятельный...
– У-ууу!
– Ваня решительно поднялся из-за стола.
– Стой, куда?
– возмутилась хозяйка.
– Домой.
– Ишь, навострился! А кто будет утешать девицу? Мне сейчас перед свадьбой плакать положено и косы на себе рвать. Кто удерживать будет? Хочешь, чтобы я на собственной свадьбе опухшая была и лысая?
– Щас!
– кивнул Ваня.
– Нашла дурака! Останусь, а твой могучий и влиятельный за твою похищенную невинность мне голову с плеч?
Василиса хмыкнула, отмахнулась вяло:
– Он в мою невинность уж давно не верит. А раз не верит, так пусть она ему не достанется!
Тут Ваня сплоховал по-крупному: девица-чародейка ему зубы заговорила, а пока он стоял, как столб с ушами чебурашки, она вдруг подхватилась и на него набросилась с жаркими поцелуями. А у Вани, надо признать, со школьного выпускного секса не было совсем, а хотелось иной раз вельми дюже. Ну, вот он и не стал отказываться от соблазнительного предложения, пусть это дело грозило обернуться немалыми проблемами в будущем. Разгоряченное пирожками и душевными разговорами тело о будущем думать не желало, к доводам рассудка повернулось задом, а к удовольствиям оживившимся передом... Мда. В общем, если кратко: увела Василиса ошалевшего от напора Ваню в опочивальню, уложила на постель девичью двуспальную, на перины пуховые, на подушки оборчатые. Портки джинсовые с него стащила ловко, он аж едва уследил.
– Погоди!
– выдохнул Ваня, уцепившись за собственные трусы, норовившие отправиться в экстрадицию на люстру к джинсам в компанию.
– Что такое, голубчик мой? Али не люба я тебе?
– засмеялась чародейка, поверх белья схватившись за предмет искушения, уже твердый, аки замороженная сосиска, но пышущий жаром, словно только что из микроволновки.
– Люба, вроде бы, - неуверенно пропыхтел Ваня.
– Только дозволь я в аптеку сбегаю, океюшки?
– Что это вдруг? Неужто захворал внезапно? Живот прихватило от моих угощений?
– не подумала его отпустить проказница.
– За презиками же!
– взвыл в голос от ее поползновений к мужскому сокровенному Ваня.
– Зачем это?
– Ну, это, вдруг ты...
– промямлил Ваня.
– Вдруг я заразная?
– подсказала, смеясь, Василиса.
– Нет же! Ну, это, вдруг я...
– Вдруг ты после этого папой станешь?
– догадалась Василиса. Уверенно отмела обоснованные страхи: - Не боись, не станешь. Тем более я ж после этой ночки уеду далеко и навсегда, так что, если оплошаю, к тебе гонцов за алиментами всё равно не пришлю, ибо всей твоей зарплаты гонцам даже на дорогу в один конец не хватит.
Утешенный ее сладкими речами, Ваня согласился на любовь без латексных преград. Распаленный ее бесстыдством, возлег он на нее, теплую до жаркого, зацеловал нежные губы и волнующиеся перси, освобожденные от пуш-ап оков кружевных. Она же обняла его ногами своими длинными крепко, к себе пылко прижала для точной стыковки организмов. В общем, дальше пошло всё, как положено. Главное, Ваня в угаре развратных возвратно-поступательных движений чреслами не потерял голову окончательно и, доставив неземное наслаждение хозяйке, всё-таки умудрился вовремя покинуть гостеприимное лоно и запятнать семенем не нежное девичье нутро, а постельное белье в цветочек.