Зеркала
Шрифт:
За окном стеной лил дождь.
— Новенький, новенький в Доме! — раздавались в отражении неба в зеркалах беззвучные крики.
Вдвоём с Ресторатором они спустились на проходную. Из столовой доносился несмолкающий шум ребятни. В коридоре у директорского кабинета стояли люди. Генерал и Рестор переглянулись, последний обещал сам объяснить всё Директору.
У большой настенной доски, где было размещено расписание занятий, высокий тучный мужчина разговаривал с двумя чужими взрослыми людьми. Позже, вспоминая их, Генерал обратит внимание, что в его голове не отложилась ни одна деталь, будь она важной
А на деревянной скамейке недалеко от них у окна сидел мальчик. Он смотрел безразлично на зеркало перед собой, и словно заглядывал за стекло. Будто бы увидел там нечто, что отрывало его от происходящего здесь. Ресторатор подошёл к родителям мальчика, поприветствовал их. Те наградили его и Генерала хмурыми взглядами, полными недоверия.
Он едва смог сдержать смех. Смех, не злость. Будучи ребёнком, он не раз видел, как приводили других. После того, как эти люди оставляли здесь своих детей, разве могли они вообще осуждать кого-то? Разве не они здесь были единственными, кого стоило осуждать? Генерала едва не покоробило. Но он сдержался.
Пустой, отрешённый взгляд мальчика, рассеянный по поверхности зеркала и собравшийся за ним, сдержал его. Это довольно сложно описать, когда ты видишь такое впервые. И ничего не стоит сделать это, когда переживаешь подобное сам.
В коридоре первого этажа детей кроме этого мальчика не было. Но в отражении резвилась и играла малышня. Они снимали плащи, намокшие от дождя, помогали друг другу шнуровать кроссовки, бегали и смеялись. А после к ним подошёл юноша постарше. Наклонился, сказал что-то и увёл за собой. Ребёнок с лавки проводил всех взглядом, а затем посмотрел на Генерала.
Родители мальчика говорили, что он антисоциален, отстаёт в развитии, и много прочей ерунды, которую все обычно в таких случаях говорят, так что Генерал их не слушал. Вместо этого он думал о том, как в своё время узнал от старших ребят, что Дом иногда подзывает к себе «особенных». До этого дня он не мог представить, как такие могут выглядеть и чем они будут отличаться от остальных. Да и сейчас он представлял лишь смутно. Но стоило взглянуть на новенького, и сомнений не оставалось.
Это оно и есть.
Мальчика звали Славой, но для стен Дома его настоящее имя не имело никакого значения.
***
Дом был непростительно странным. Люди в нём — удивительно наглы, веселы и слишком беспечны для тех, кого бросили и от кого навсегда отказались. Они бегали, радовались и играли, совершенно непохожие на детей внешнего мира. Всё это было ново.
Не нова оказалась лишь их драчливая натура.
Поздним вечером первого же дня Славу в туалете окружила группа мальчиков его возраста.
— Эй, новенький, — сказал самый смелый из них, — сейчас мы будем тебя бить.
Это на его крик прибежал Генерал, который едва не был сметён выбегающими из туалета перепуганными ребятами. Войдя, он увидел лежащего на полу Джубили — известного задиру из второй, теперь уже взрослой. Рядом с ним стоял Слава. Над его губой красовалась ссадина, а в руке он держал большой кусок разбитого стекла, крохотные осколки
Джубили с криком поднялся, будучи живее всех живых, и пулей вылетел вон. Слава выронил осколок и безразлично посмотрел на свою ладонь. По ней текла кровь.
Воспитатель схватил Славу за руку и хорошенько встряхнул. В дверях за их спинами показался Рестор.
— Разберусь со вторым. — Он усмехнулся и кинул Генералу небольшую красную аптечку. Его голос стих в коридоре предзнаменованием хорошей взбучки:
— Кондратенко, кто это так позорно убегает с драки, которую сам же и затеял?
Генерал перевязывал ладонь, сидя на грязном полу, усыпанном стеклянной крошкой. Слава молчал, стараясь на него не смотреть.
— И как тебе это в голову вообще пришло? — проворчал Генерал, отпуская руку мальчика.
Слава шмыгнул носом.
— Мальчик из зеркала рассказал, — пробормотал он.
В разбросанных по полу осколках виднелись отражения детей, которые пришли сюда умыться перед сном.
— Я никому не говорил, но вам скажу, — неожиданно заговорил Слава. — Мальчик за стеклом сказал, что я должен делать, чтобы попасть сюда. Я нужен здесь. Вы ведь тоже видели, как этот мальчик увёл остальных детей там, внизу. Почему другие его не видят?
Слава говорил негромко и быстро, сбивчиво, будто бы желая выговориться, поделиться этим. Будто бы всё время только и ждал того момента, когда сможет это кому-нибудь рассказать.
Топот несуществующих детских ножек не смолкал. Там, по другую сторону, ребята торопились ко сну. А здесь царила гробовая тишина, и в ней чередой несмолкающих вопросов звенел детский голос.
— А как его зовут? Этот мальчик грустил! Я не хочу, чтобы он грустил…
— А почему вы плачете?
========== Кто такие контакторы. Новый хозяин Дома ==========
— Не носиться тут!
Старуха расхаживал по этажу и во всё горло орал на двенадцатилетних, которые едва не снесли его, огромной толпой забегая с улицы в столовую. Воспитатель поймал мальчишек и выстроил их в ряд к стенке; он собрался уже прочитать лекцию о правилах поведения в общественных местах, но ребята только и делали, что переглядывались между собой и смеялись, абсолютно не вовлечённые в происходящее.
— Не дети, а чёрт знает… Ден! Ден, Денис! А ну иди сюда! — Старуха замахал руками и позвал к себе Генерала, который вместе с Ресторатором как раз проходил мимо этого увлекательного действа. — Вот скажи, как тот, кто ещё вчера носился вместо них. Это когда-нибудь даст должный эффект?
— Никогда, — спокойно ответил Генерал. Дети заулыбались ему и пока Старуха отвлёкся на старших, рванули к разложенным на столах тарелкам.
Шли дни. Генерал всё увереннее чувствовал себя в шкуре воспитателя. Мальчики относились к нему дружелюбно: время, когда он был их старшим товарищем, а не кем-то взрослым, непонятным, всё ещё жило в их памяти. Но новая кличка стирала его. Шли дни, и след «Чейни» исчезал со стен, а вместе с ним уходило и принятие Генерала как «своего человека». Совсем скоро он станет для этих детей чужим. Он знал: это был вопрос времени, на который никто не мог повлиять.