Зеркало Елены Троянской
Шрифт:
— Инспектор, я непременно поделюсь с вами всеми своими мыслями, но пока они ещё не вполне оформлены. Поговорите с Гаем Флитгейлом, и тогда мы сможем сделать какие-то выводы.
— Мы! Мы сможем сделать выводы! — фыркнул Суон, — Быть может, вам стоит поступить на службу в Скотланд-Ярд?
— Не стоит. Я вовсе не собираюсь отнимать у вас хлеб.
— Вот и чудно. А то я уж было испугался, — буркнул Суон.
Против всякого ожидания, отчитанная секретарша остановилась, вскинула на своего бранчливого начальника ясный, почти любовный взгляд, и одарила его сияющей, немного лукавой, но бесконечно безоблачной улыбкой. Как ни удивительно, тот, слегка поборовшись с собой, тоже
С некоторых пор Гай стал опасаться визитов почтальона. После печального сообщения от Азиатского общества и письма анонимного собирателя древностей, он с опаской прислушивался к стукам в дверь.
Тот день он собирался провести дома, и заняться, наконец, составлением индекса к монографии по нубийским древностям. Начало дня казалось вполне спокойным, и Гай решил немного полениться, прежде чем сесть за стол. Полулёжа в кресле и листая журнал, доктор Флитгейл пытался собрать воедино впечатления прошедших дней. Признаться, вся неделя была выходящей из ряда вон, и, глядя на себя будто со стороны, он не узнавал Гая Флитгейла. Сперва он посещает прорицательницу, потом садится за спиритический столик, затем получает анонимное письмо и мчится на встречу в пошлейший ресторан, где теряет целый вечер, наблюдая за плясками японского кордебалета.
Потом — Ива. Гай отчего-то с опаской осмотрелся, будто опасался увидеть в своей неприбранной гостиной Иву собственной персоной; затем шумно выдохнул, пытаясь сбросить с себя наваждение, и затосковал. Вероятно, посещение её салона и участие в спиритическом сеансе были наибольшими глупостями, до сих пор совершёнными им в жизни. Нет, не то, чтобы он был разочарован, скорее наоборот. Он слишком явно осознал силу, которой обладала эта странная молодая леди; но он чувствовал, что слишком приблизился к той грани, которая разделяет привычную ему реальность и мир иной.
Как археолог, он часто стоял на этом пороге, но своим сознанием он всегда оставался на освещённой стороне, не позволяя потусторонней тени даже коснуться своих мыслей. Теперь, когда он перешагнул этот порог, тень казалась всё более и более заманчивой, и, так сказать, — многообещающей. В смысле размышлений об истории и древности. Он хотел провести этот день в покое и тишине, и попробовать разобраться в собственных ощущениях. Вечером, несомненно, придётся уделить некоторое время Флоренс, но хотя бы утро…
Внизу дважды стукнули в дверь. На лестнице раздались шаги и ворчание миссис Грин — она спускалась вниз. Гай тревожно прислушивался, надеясь, что утренняя почта его минует. Но через некоторое время, достаточное для сортировки корреспонденции, в дверь раздался стук: «Мистер Флитгейл, заберите вашу почту! И прекратите курить в постели, иначе я разорву контракт!».
С почтой он получил газеты, незначительное приглашение на публичную лекцию коллеги, и — против чаяний — письмо. Гай сразу узнал этот респектабельный конверт и властный почерк, и с трудом преодолел острое желание выбросить письмо, не распечатывая. Но потом счёл, что это было бы трусостью. Письмо раздосадовало его не меньше первого предложения анонима, а может быть, и больше.
«Достопочтенный доктор Флитгейл,
Я надеюсь, что вы проявите великодушие и извините мне моё отсутствие в „Микадо“. Безотлагательные дела не позволили мне присоединиться к вам. Надеюсь, вы хорошо провели время. Полагаю, это досадное недоразумение не повлияет на Ваше желание сотрудничать со мной и получить от этого сотрудничества выгоду и определённый профессиональный интерес. На следующей неделе я оповещу вас
С наилучшими пожеланиями,
Какая удивительная наглость! Кто может позволить себе писать в таком исключительно снобистском тоне! «Досадное недоразумение»! Потерянный попусту вечер — досадное недоразумение для великосветских бездельников, которым не жаль времени, потому что оно ни стоит им ни пенни!
И вот это: «Ваше желание сотрудничать». Какая бесцеремонная самоуверенность! Как будто это Гай просил его о встрече, и выразил желание сотрудничать с ним! И эта удивительная безапелляционность самого способа доставки писем! Конечно, послал рассыльного, побрезговав лондонской почтой; и письма вовсе не предполагают ответов — ни обратного адреса, ни имени! Кем бы ни был автор писем — он был крайне неприятен Гаю. Пожалуй, Флоренс была излишне благодушно настроена. Всё потому, что она совершенно не имела представления о жизни. Ей казалось, что если человек богат, да к тому же ещё и именит, — он имеет право не утруждать себя приличиями и распоряжаться чужим временем по своему капризу.
И тут Гая настигла ужасная мысль. Ведь бедняжка Фло и впрямь не понимала, что её ожидает, когда она выйдет за него замуж! Он будет много работать, много ездить — пусть даже в этот обещанный, но пока совершенно не ясный ему Бейрут — и никогда не сможет обеспечить её всем тем, к чему она привыкла в доме Папати. Даже если станет профессором Лондонского университета. Вероятно, семейство Папати не оставит её без должного содержания, но она довольно быстро разочаруется в своём непредприимчивом супруге, и что тогда? Не говоря уже о том, что сам Флитгейл теперь не был совершенно уверен в том, что жизнь без Флоренс невозможна. Когда она была рядом, несомненно, ему было приятно. Но как только она уходила, он с облегчением погружался обратно в свой собственный мир, дорогие ему привычки и драгоценную работу. Собственно, как они оказались помолвлены? Флитгейл помнил это смутно. Это явно была идея Фло. Тогда Гай ещё не умел противостоять её кипучей энергии и энтузиазму, а Флоренс — прехорошенькая девушка, привыкшая безотлагательно удовлетворять свои капризы.
Что же будет, когда она станет замужней дамой?
Впрочем, доктор Флитгейл не смог додумать эти мысли до какого-то логического конца, поскольку в дверь внизу вновь постучали, теперь — бодро и требовательно, и через минуту миссис Грин впустила в гостиную невысокого, плотно скроенного господина с усами, который незамедлительно представился как инспектор Суон.
Суон не без интереса разглядывал гостиную. Ему в последнее время везло на странные гостиные — тёмная и загадочная у Ивы, похожая на лавку старьёвщика — у Зулейки, а теперь эта, в которой царил неприкосновенный, священный хаос кабинета учёного. Книги лежали повсюду: Раскрытые, закрытые и заложенные другими книгами, кругом исписанные листы бумаги, какие-то старинные манускрипты и свитки. На столе у окна лежали древние глиняные и каменные таблички, обломки деревянных дощечек, какой-то мусор, аккуратно завёрнутый в папиросную бумагу.
— Мистер Флитгейл, позвольте мне задать вам пару вопросов.
Гай, в халате, с невыспавшимся и несчастным лицом, несколько суетливо вскочил из кресла, с сомнением огляделся, обнаружил кресло, на котором книг было навалено поменьше, и поторопился переложить их на каминную полку, предлагая инспектору сесть.
— Вы были знакомы с миссис Робинсон, или мадмуазель Зулейкой, как она имела обыкновение себя называть? — спросил инспектор, пристраиваясь в старом, неудобном кресле с продавленным сидением.