Зеркало миров
Шрифт:
То, что Кэшел принял за прочную стену позади стаи людей-кошек, оказалось занавеской из плетеной соломы, прикрывающей дверь. Все они выбежали оттуда, кроме тощей старой женщины. Она рассыпала пыль по дощатому полу и нарисовала на нем изогнутый зигзагообразный узор. Узор не замыкался, но когда Кэшел проследил глазами за его концами, он увидел широкий овал. Волшебница Коэрли присела на корточки, прорычав что-то. Кэшел узнал в этих ритмах звуки волшебника, произносящего заклинания. Он добрался до двери, через которую они вошли, но пока не выходил наружу.
Теноктрис либо вызвала демона, либо сама была демоном,
Змея — змея-демон, как догадался он, потому что это точно была не просто змея — наклонилась поближе к старой самке и пронзительно закричала. Ну, как большой ястреб. Самка моргнула, но продолжила петь заклинание. Змея-демон вытянула правую ногу с длинным средним когтем; ее крылья задрожали, уравновешивая большое тело. Когда изогнутый серпом коготь пересек линию на полу, вспыхнул малиновый магический свет.
Он был почти таким же ярким, как синий свет, когда появилось существо. Пыль разлетелась во все стороны, словно ее подхватил вихрь. Корл вскочила на ноги и ударила демона по морде грифельной палочкой, которую использовала, чтобы начертать свою линию. Какой бы старой она ни была, ее движение было быстрее, чем у любого мужчины, которых встречал Кэшел. И, возможно, даже быстрее. Палочка ни во что не попала, потому что змеи-демона там уже не было — фактически не было нигде.
Теноктрис стояла там, где была с самого начала, пряча лоскут змеиной кожи в рукав и слабо улыбаясь. — Итак, моя коллега, волшебница, — сказала она. — Меня зовут Теноктрис. А тебя как зовут?
Корл скривила губы в рычании. Кэшел снова был рядом с Теноктрис, хотя после того, что он только что увидел, он не сомневался, что она сможет позаботиться о себе. Тем не менее, он слегка приподнял посох, чтобы при необходимости подставить его под удар.
Человек-кошка посмотрела на палочку в своей руке, затем бросила ее на пол. Она лязгнула, ударилась о стену и откатилась назад.
— Я Расиль! — сказала она. — Но почему тебя это должно волновать, Теноктрис?
— Ты только что продемонстрировала, почему меня это волнует, — ответила Теноктрис. — Я знала, что среди Истинных Людей есть могущественный волшебник. Я пришла, чтобы встретиться с тобой, Расиль. Она критически оглядела женщину Корла; Кэшел сделал то же самое.
Конечно, на Расиль было не очень-то приятно смотреть: ее мех истончился на суставах, а плоть втянулась между костями предплечий. В деревушке Барка нечасто увидишь такое старое животное; они ни на что не годятся, а крестьяне даже в хороший год находятся слишком близко к краю пропасти, чтобы кормить бесполезные рты. Конечно, Расиль не была животным в полном смысле этого слова.
— Ты могла бы снова стать молодой, — сказала Теноктрис. — Почему ты этого не сделала?
Расиль зарычала с отвращением. — С чего бы мне хотелось продлевать свою жизнь в этом убогом мире? — ответила она.
— Я проживу годы, отпущенные мне судьбой, но я настолько не люблю боль, что охотно продлю их, — рассмеялась Теноктрис. — Это не такой уж плохой мир, если смотреть на него правильно, —
Теноктрис забавно улыбнулась и сказала: — Я больше не имею ничего общего с тем, кто был там похоронен, но это концентрация силы, которая будет полезна для следующего этапа нашего дела.
***
— Ты пришла, Илна, наконец-то, ты пришла! — воскликнула Мерота. — Чалкус, смотри, Илна здесь!
Илна открыла глаза. В голове у нее было пусто. Мерота бросилась в объятия Илны. — О, Илна! — прошептала она. — Мы снова все вместе, и я так счастлива!
Мерота была теплым, твердым телом, которое прижималось к Илне, как она всегда делала, когда они были в разлуке дольше обычного. И хотя Илна, возможно, представляла себе что-то, чего она хотела так сильно, как снова быть со своей семьей, она чувствовала грубую кору остролистного дуба на своих плечах совершенно реально. Моя семья… Илна встала, прижимая девочку к себе.
Чалкус широкими шагами направлялся к ней, выйдя из круглого храма, находящегося за бассейном. — Я никогда не сомневался, что ты придешь, дорогая, — сказал он. — Хотя я хочу сказать, что ожидание было самым тяжелым испытанием в моей жизни, в которой...
Чалкус ухмыльнулся с оттенком волчьего удовольствия, которое Илна так хорошо помнила. — ... у меня была своя доля тяжелых поступков, и не все из них я совершал по отношению к другим.
Илна подбежала к нему, держа Мероту за руки, и они обнялись. Твердые мышцы Чалкуса были такими же упругими и нежными, как и всегда. — Прошло много времени, — прошептал он, но, возможно, Илна услышала вместо этого свой собственный шепот. Когда она сморгнула выступившие на глазах слезы, то слегка отступила назад и огляделась.
Она не видела никакого здания, кроме храма, но от очагов, скрытых за деревьями поднимался дым. В поле зрения была горстка — больше, чем горстка — других людей. Один из них был пастухом на вершине соседнего холма, наблюдавшим за овцами на склоне под ним. Парапет и храм были сделаны хорошо, но очень просто. Они были построены из желтовато-серого известняка, и колонны храма не были рифлеными. Неподалеку лежала половина бревна, служившая мостиком через ручей. На нем, на коленях, стоял маленький мальчик и рисовал углем, в то время как женщина в белых одеждах не сводила с него глаз. Она почувствовала на себе пристальный взгляд Илны и подняла глаза, затем помахала рукой.
Илна снова посмотрела на Чалкуса, на этот раз вникая в детали, вместо того чтобы позволить себе отдаться яростному приливу любви. На нем была свободная рубашка из малинового шелка, рукава были заколоты золотыми браслетами; парчовый пояс, тоже шелковый, но выкрашенный в ярко-синий цвет, который заставил Илну прищуриться, когда она попыталась проследить взглядом за линией, где он пересекался с рубашкой. И еще черные кожаные бриджи, украшенные замшевыми аппликациями в виде танцующих девушек.