Зерно А

Павлик Анастасия

То, что увидела я в дверном проеме, замешивало из моих мозгов тесто и выпекало из него пирожки, которые потом намеревалось проглотить.

Я прыгнула... окей, окей, не прыгнула, а нескоординировано дернулась, глупейшим образом навалившись на Арину Деревскую. Готова спорить, она удивилась. Я тоже, душенька, я тоже.

Ногти Арины впились в мое лицо. Я закричала. Моя нога угодила в прикроватную тумбу. Ночник свалился с тумбы и, мигнув, погас.

И пришла тьма.

Я не видела даже кончик носа. Сказать, что это было страшно -

мало. Ведь это было настолько страшно, что я всерьез испугалась за свое коматозное сердце. Подо мной брыкалась и ругалась Деревская, ее ногти полосовали мое лицо и шею, но адреналин притуплял боль.

Деревской почти удалось спихнуть меня на пол, когда я опомнилась.

Отведя назад сжатую в кулак руку, я ударила.

Мне показалось, что я сломала руку. Может, и сломала. В ушах звенело. Я подмечала происходящее без внутреннего содрогания: что-то горячее застилает глаза, сочится сквозь ресницы; Арина обмякает подо мной; я соскальзываю с кровати и пытаюсь поднять ее на руки; над кроватью нависает тень. Эта тень... это существо, оно была громадным. Таким же громадным, как в вашем самом худшем кошмаре.

Пропало ощущение масштаба. Я находилась где угодно, но не в спальне Деревских; мягкий ворсистый ковер под ногами как единственное напоминание о том месте, в котором сейчас распускается прекрасное снежное утро. И то не уверена, что, стоит мне сделать шаг, и я не провалюсь в пустоту.

Пошатываясь, я держала на руках Арину.

– Возьми ее, - сказала я поразительно ровным голосом.
– Не меня.

Я не ожидала, что мне ответят. Но ответ пришел - мой собеседник засмеялся. По крайней мере, я окрестила этот звук именно смехом. Люди вообще любят навешивать ярлыки на то, что не подлежит навешиванию ярлыков. Но так чувствуешь себя немного спокойней, уверенней. Это был смех? Так точно, это был смех. Видите, как просто? И все-таки отсутствие света - большое везение; мне не хотелось знать, как выглядит рот, произносящий эти слова:

– Почему?

– Так будет правильно.

– Правильно?

Я молчала, не зная, что ответить. Казалось, прошла вечность, прежде чем пытливый собеседник выплюнул свой третий вопрос:

– Как звать тебя?

Если есть возможность, лучше не говорить свое имя. Но в моем случае игнорировать дьявольскую говорящую гору чревато.

– Рита Палисси.

– Медиум.
– Меня обдало ледяным порывом, выдавливающим из глаз слезы.
– Я могу забрать вас обеих.

По ту сторону реклама не сослужит вам хорошей службы. Колени подкашивались.

– Да, можешь. Но не я нужна тебе.

– Как раз ты.

– Послушай! Она сильнее меня, она призвала тебя, ее и бери.

– Она не сильнее тебя.

– Однако именно она призвала тебя, - повторила я.
– Я бы не посмела.
– И это была чистая правда.

– Почему?

Что на этот вопрос можно ответить потустороннему монстру? Вновь - правду и ничего кроме правды, какой бы постыдной она ни была.

–

Потому что боюсь.

Внезапно мои руки опустели.

Потусторонний Чубакка зашагал прочь.

...Небо было по-зимнему далеким, ясным. Я стояла на коленях возле кровати; на одеяле и белоснежных наволочках алели капли крови; осколки разбитого ночника вдавливаются в колени; дверь в спальню приоткрыта.

Я скомкала в кулаке простынь и вытерла ею лицо. На ткани остались бурые мазки. На полусогнутых ногах я вышла в коридор и спустилась по лестнице. Споткнувшись, я растянулась на полу прихожей. Чак-Чак тут как тут: обвив рукой мою талию, помог дойти до дивана.

– Ничего себе!
– Качок присвистнул, окидывая меня взглядом.
– Ты что, с медведем сцепилась?

– Где Деревский?

– Здесь. Где же еще?

Лев сидел в кресле, таращась на меня полубезумными фарами. Теперь, когда Арины нет, он был второй, спасительной половинкой 'хлебного шарика'. Я попросила Чак-Чака принести мне воды. Но он пропустил мою просьбу мимо ушей.

– С ума сойти, - плечистый детина немигающе таращился на меня.
– Десять минут назад ты выглядела как конфетка... Что, черт побери, у вас там стряслось?

– Никакого черта, - я поморщилась.

– У тебя волосы поседели.

– Просто принеси мне воды, окей?

– Палисси, ты похожа на невесту Франкенштейна.

– Зато ты - на актера разговорного жанра, - огрызнулась я.
– Или на потенциального безработного.

Мрачно ухмыляясь, Чак-Чак ушел. Четверть минуты спустя послышался звон посуды и звук льющейся воды.

– Где Арина?
– спросил Лев Деревский; он вжимался в кресло с таким усердием, словно хотел раствориться в нем.

– Далеко.

– Далеко?
– переспросил входящий в гостиную Чак-Чак. Он вручил мне стакан, до краев наполненный водой. Пока я донесла стакан к губам, половина расплескалась на мои джинсы, так меня била дрожь.
– Мне привести ее?

– Ну приведи, если сможешь, - я глотнула воды и закашлялась, когда Чак-Чак вышел из гостиной. Не надо обладать вселенской проницательностью, чтобы понять, куда и за кем этот дубина потопал.
– Стоять! Ты что, до сих пор не въезжаешь? Посмотри на меня!
– срывающийся голосом попросила я. Здоровяк повиновался все с той же обескураженной физиономией.
– Ну как, ты все еще думаешь, что я с медведем сцепилась? Или, может, мне это Деревская наваляла? Не будь идиотом!

– А-а-а.
– Чак-Чак приоткрыл от удивления рот.
– Понял. Эти ваши спиритические штучки-дрючки. Деревская что, тоже была... того?

– Вот именно что 'была'.

– Что ты сделала с моей женой? Где Арина?
– дурным голосом завопил Лев, вскакивая с кресла.
– ГДЕ ОНА?

Он бросился на меня, но Чак-Чак без видимых усилий закинул его обратно в кресло, будто забил трехочковый. Нависнув над блондином, здоровяк ткнул в него указательным пальцем.