Жанна д'Арк из рода Валуа

Алиева Марина Владимировна

Епископ отлично понимал мотивы, побудившие графа обратиться за тайной поддержкой к Бургундии. Понимал, разделял и, конечно же, уважал, потому что сам на месте Ла Тремуя поступил бы так же… Впрочем, он и на своём преуспел немало. И на переговоры эти возлагал надежды большие, очень большие! Уж если дофин, до сих пор гордо задиравший голову, настолько припёрт к стенке, что готов просить помощи, значит выгоду из этого надо черпать полными горстями! У епископа и план уже был готов, сотканный продуманно, скрупулёзно, в котором красная нить приоритетных

интересов герцога Филиппа проходила по канве личных интересов самого епископа. И, надо отдать ему должное, себя Кошон не обделил ни в чём!

Но, вот письмо!

Страшного пока, конечно, ничего нет. Но перспективы…

Перспективы просматривались не просто неважные – катастрофические!

Поэтому, едва на пороге появился герцог Филипп, Кошон бросился к нему с отчаянными словами:

– Ваша светлость! Всё пропало!

Филипп, застегивающий последние пуговицы на камзоле, который надел по дороге, только стрельнул в сторону преподобного отца глазами, потом выпрямился, поправил ворот, взмахом руки отослал слугу и, дождавшись, когда дверь за ним закроется, тихо спросил:

– Что вы так кричите, епископ? Вы уже переполошили половину замка. Разве есть повод для такой паники?

Кошон протянул письмо.

– Прочтите и оцените сами, Филипп. Пока, может, и нет особого повода, но, если заглянуть дальше.., если оценить перспективы, волноваться нам с вами есть от чего! И лучше сделать это сейчас, чем бессильно кусать локти потом!

Герцог взял письмо. Епископ редко позволял себе называть его по имени, только в особенных случаях. Так что, судя по всему, к письму следовало отнестись со вниманием.

Читал он долго. Пару раз неопределённо хмыкнул, удивленно вскинул брови, потом свёл их к переносице. А когда дочитал, окончательно нахмурился, сел в кресло, медленно и очень аккуратно свернул письмо, явно обдумывая прочитанное, и, не глядя на Кошона, сердито обронил:

– Ну и что?

– Как что?! – подскочил на месте епископ. – Вы разве не поняли?! Герцогиня, наконец, решила осуществить свой план!

– Это я понял. Но дальше-то что? Как можно всерьёз рассчитывать на то, что какую-то крестьянку не только примут при дворе, но и отнесутся к ней со вниманием? Может, ещё и приём в её честь устроят?

– Но, ваша светлость…

– Я всё помню! – Филипп отбросил письмо. – У меня хорошая память, Кошон, и подозрения отца, которые вы мне любезно предоставили когда-то, наверняка не беспочвенны. Но, чтобы всё получилось, герцогине Анжуйской придётся раскрыть дофину всю подноготную. А если правда?.. Если эта девица из захудалой провинции, действительно, Шарлю сестра, или кто-нибудь там ещё, по крови ему близкий? Думаете, дофина это обрадует?

– Если даст надежду, почему нет?

Филипп пожал плечами.

– Меня бы не обрадовало… Ещё одна наследница – это конкурентка.

– Но, когда она ещё и последняя надежда…

– Бросьте, Кошон! Когда речь идёт о власти, надеяться надо только на себя!

А если дофин настолько глуп, что надеется на кого-то ещё, то надо сделать так, чтобы надежда обернулась опасностью.

– Но как!!! – Кошон в отчаянии всплеснул руками. – Ваша светлость, вы внимательно читали? Все эти военачальники съехались не просто так! И эта их, якобы небрежность – почему, дескать, девицу и не принять? – идёт не от слабого ума! Вы разве не поняли – мадам герцогиня уже подготовила почву! И сделала это единственно возможным сейчас способом – она раскрыла тайну наиболее влиятельным и верным ей людям, и ничего не сказала дофину! Для него это будет ЧУДО! Вы понимаете?

Герцог задумчиво отвернулся.

– А этот ваш Ла Тремуй? Нельзя его как-нибудь использовать?

– Нет.

Кошон грузно опустился на стул. Нотки озабоченности, появившиеся, наконец, в голосе Филиппа, словно расслабили его.

– Я бы не стал давать в руки Ла Тремуя подобную информацию. Он наш пока ему выгодно, но с такой тайной… Это же оружие, ваша светлость! И щит, и меч! Кто знает, как он решит всем этим воспользоваться?.. Нет, нет… Нам с вами следует искать какие-то другие пути…

– И, что вы предлагаете? – спросил Филипп. – Вы же наверняка уже что-то придумали.

Кошон вздохнул.

– Как служитель церкви я могу предложить только одно – обвинение в ереси и колдовстве. Это вполне возможно сделать, учитывая, что девица для всех является крестьянкой, а с каких это пор у нас крестьянок присылают ко двору с целым эскортом из дворян и оруженосцев? Разве можно добиться такого простым убеждением? Только колдовство, ваша светлость! А где колдовство, там и ересь…

Филипп немного подумал и встал.

– Очень хорошо, Кошон. Поезжайте в Шампань и добудьте какие-нибудь доказательства…

– Один?

– Возьмите с собой Санлиза, а то он скоро заболеет от развлечений. И его людей возьмите для охраны и расспросов. Переройте каждый клочок земли, где эта девица, хоть раз, появлялась, но найдите все её тайные грешки! Надеюсь, такую информацию в руки Ла Тремуя передать можно?

– Нужно, ваша светлость, просто необходимо! Не от нас же, в самом деле, она должна попасть к дофину!

Герцог нагнулся и подобрал отброшенное письмо.

– Это я заберу, – сказал он. – Хочу перечитать и подумать… Где-то я слышал, что во всяком отчаянии лежит зерно грядущего успеха, и только мудрый способен его вырастить. Как по-вашему, Кошон, я достаточно мудр для этого?

– О, ваша светлость…

– Ладно, ладно, и так знаю, что вы ответите… Интересно, а Бедфорд уже знает?..

Париж

(последний день февраля 1429 года)

– Что за Дева?!!! Откуда вы взяли эту чушь, и почему я должен слушать о какой-то крестьянке, да ещё французской?!