Жанна д'Арк
Шрифт:
Услышав такие слова, Паладин просиял от радости.
– Пойдешь ли ты за мной?
– В огонь и в воду, – ответил он. Тут я подумал: «Она превратила нашего болтуна в героя. Несомненно, это еще одно из ее чудес».
– Верю, – сказала Жанна. – Вот тебе мое знамя. Бери! Ты должен следовать за мной во всех походах и боях и, когда Франция будет спасена, вернешь его мне обратно.
Он взял знамя, являющееся сейчас самой драгоценной реликвией, сохранившейся от Жанны, и произнес дрожащим от волнения голосом:
– Если я когда-нибудь не оправдаю этого высокого доверия, пусть тогда мои товарищи покарают меня. Это право я оставляю за ними, зная, что у них не будет оснований воспользоваться им.
Глава XI
Домой мы с Ноэлем возвращались вместе; сначала шли молча, потрясенные тем, что произошло. Наконец, Ноэль не выдержал:
– Вообще, есть чему удивляться. Видал, как вознесли нашего медведя!
– Действительно! Я все еще никак не могу опомниться. Ведь это одна из самых почетных должностей, какую она могла предложить.
– Да. Генералов много, и она может возвести в это звание любого, а знаменосец – один.
– Конечно! При главнокомандующем это самая видная должность!
– И добавь: самая завидная и почетная. На это место претендовали сыновья каких-то двух герцогов, как мы знаем. А что вышло? Посчастливилось лишь одной нашей ветряной мельнице. Подумать только – такое повышение!
– Просто непостижимо! Собственно говоря, это та же Жанна, только в малом масштабе.
– Ума не приложу, как это объяснить.
– По-моему, это не так уж и трудно. Ноэль посмотрел на меня с удивлением, словно желая убедиться – говорю я в шутку или всерьез.
– Я думал, – сказал он, – ты не умеешь быть серьезным, но, кажется, ошибся. Если ты можешь помочь мне разгадать эту загадку, пожалуйста. Я готов слушать.
– Пожалуй, да. Ты ведь знаешь, что у нашего глазного рыцаря голова не трухой набита, если уж он что говорит, то говорит с толком. Так вот, однажды, когда мы вместе ехали и рассуждали об исключительных дарованиях Жанны, он сказал: «Из всех ее дарований самое поразительное – зрение. У нее ясновидящее око». Не подумав, я ляпнул, как дурак: «Ясновидящее око? Ну и что тут особенного? Мы все не слепые». «Нет, – ответил рыцарь, – люди с таким зрением рождаются редко». Потом он разъяснил мне смысл своих слов, и я все понял. Он сказал, что обыкновенный глаз видит и судит только о внешней стороне явлений. А ясновидящее око проникает в сущность человека, раскрывает его сердце и душу, обнажает его способности и возможности, именно то, что недоступно обычному глазу. Он добавил, что даже величайший полководец потерпит неудачу и ничего не добьется, если у него нет дара ясновидения. Иначе говоря, грош ему цена, раз он не умеет разбираться в людях и не в состоянии безошибочно оценить своих подчиненных. Он интуитивно чувствует, что один силен в стратегии, другой без раздумья готов броситься в огонь, третий обладает необыкновенной настойчивостью и упорством. Каждого он ставит на свое место и благодаря этому выигрывает. Командир же, лишенный этого дара, все путает и терпит поражение. Он, конечно, был прав, отзываясь так о Жанне, и я это понимал. Помнится, когда еще она была ребенком, однажды ночью к нам забрел бродяга. Все мы, в том числе и ее отец, приняли его за мошенника, а она под жалкими лохмотьями его одежды угадала честного человека. Или вот еще случай: как-то давным-давно, на обеде у коменданта Вокулера я ничего особенного не приметил в наших двух рыцарях, хоть проговорил с ними добрых два часа. Жанна же, побыв там каких-нибудь пять минут и не обменявшись с ними ни словом, сразу увидела в них достойных и преданных людей. И она не ошиблась – ее определение подтвердилось полностью. А кого она направила в Блуа укрощать этих омерзительных рекрутов, бандитов и убийц, сбежавших туда из бывших шаек Арманьяка. Кого? Конечно, самого сатану – Ла Гира, этого грозного льва войны, отъявленного забияку, беспощадного громилу, извергающего, как Везувий, неслыханные проклятия и богохульства. Кто же, как не он, справится с этой толпой неистовствующих дьяволов? Кто это умеет лучше него? Никто. А почему? Да потому, что он сам – дьявол из дьяволов, равен им всем, вместе взятым, и к тому же, вероятно, приходится отцом большинству из них. До своего прибытия в Блуа Жанна временно назначила его командовать ими, а потом?.. О, потом она возьмется за этих молодчиков сама и приберет их к рукам, это уж наверное, или я совсем не знаю ее, несмотря на долгие годы близкого общения. Предвкушаю изумительное зрелище! Небесное создание в белых латах подчинит себе эту дрянь, это сборище оборванцев, эти отбросы общества.
– Ла Гир! – воскликнул Ноэль, – наш прославленный герой! Как бы я хотел увидеть его!
– И я тоже. Его имя волнует меня с самого детства. – Вот бы услышать, как он ругается!
– Еще бы! Лучше слушать его ругань, чем чью-либо молитву. И в то же время он – сама наивность и простодушие. Однажды, будучи обвиненным в грабежах, он сказал: «Если б сам бог был солдатом, он бы тоже грабил!» Вот вам и Ла Гир-этот «гнев божий». Лично я считаю его самым подходящим человеком для временного командования в Блуа, Как видишь, ясновидящее око Жанны заметило и его.
– А
– Что ж, поживем – увидим. Жанна, видимо, знает, где он сможет лучше проявить себя. А теперь послушай. Когда такая авторитетная личность как Жанна д'Арк говорит о человеке, что он храбр, человек верит ей, и этого достаточно. Действительно, достаточно поверить в то, что ты храбр, и ты будешь храбрым. В этом вся соль.
– Ты попал в точку! – воскликнул Ноэль. – Дело в том, что у нее не только ясновидящее око, но и животворные уста. Францию усмирили и поработили, но стоило Жанне д'Арк поднять свой голос, как Франция воспрянула духом и с гордо поднятой головой идет в поход.
Но тут меня неожиданно вызвали к Жанне. Она собиралась продиктовать письмо.
На следующий день портные сшили нам новое обмундирование, и мы получили новые доспехи. Теперь на всех нас приятно было взглянуть, независимо от того, пойдем мы на войну или нет. В богатом мундире из дорогого сукна Паладин возвышался над нами, как башня, и его великолепный костюм отливал всеми цветами радуги в лучах заходящего солнца. Форма вполне мирная, но такие воинские атрибуты, как перья на шлеме, расшитый пояс, железный панцирь и латы, придавали ему еще более статный и внушительный вид.
К этому времени был отдан приказ – идти в Блуа. Наступило утро, ясное утро с легким морозцем. Наш разросшийся отряд двинулся рысью, колонной по два: впереди Жанна с герцогом Алансонским, за ними – д'Олон вместе с нашим рослым знаменосцем, а потом все остальные; картина живописная, можете себе представить. Когда мы прокладывали путь сквозь восторженные толпы народа, Жанна в шапочке с павлиньими перьями непринужденно кланялась направо и налево. Лучи солнца, ослепляя, отражались от ее серебряного панциря. Народ понимал, что перед ним раздвигается занавес и начинается первый акт невиданной доселе драмы, и в нем пробудились надежды. Энтузиазм нарастал с каждой минутой, пока, наконец, не вылился в громовое «ура». Из отдаленного конца улицы до нас донеслись неясные звуки военного марша, и вскоре мы увидели отряды копьеносцев, двигавшихся нам навстречу; солнце играло тусклыми бликами на бесчисленных панцирях, время от времени вспыхивая ослепительными искрами на остриях отточенных копий; казалось, на нас надвигается звездная туманность, а над ней – яркое,созвездие. То был наш почетный караул. Он присоединился к колонне, и шествие замкнулось. Итак, занавес раздвинулся – начался первый боевой поход Жанны д'Арк.
Глава XII
Мы пробыли в Блуа три дня. О, этот лагерь! Я храню воспоминания о нем, как драгоценный клад. Вы спрашиваете о порядке? Какой там порядок! Среди этих разбойников порядка было не более, чем в стае волков или гиен. Они буянили, пьянствовали, сквернословили, горланили, проводили время в грубых и непристойных играх. Лагерь кишел распутными молодками; в бесстыдстве они ни в чем не уступали мужчинам: предавались шумной гульбе, ругались и безобразничали.
И вот среди этой разнузданной толпы мы с Ноэлем впервые увидели Ла Гира. Он оказался таким, каким мы его и представляли: огромного роста, воинственной осанки, закованный в броню с головы до ног. На шлеме у него развевался султан из перьев, на боку висел большой старинный меч. Ла Гир направлялся к Жанне, чтобы официально ей представиться, и, проходя по лагерю, наводил порядок, оповещая, что Дева прибыла и что в присутствии предводителя армии он не потерпит, чтобы в лагере был такой ералаш. Нещадно бранясь, он наводил порядок особым, присущим ему одному способом – с помощью своих увесистых кулаков. Он то и дело пускал их в ход. Удар – и человек валился с ног.
– Как ты стоишь, чертова образина? – гремел Ла Гир, разражаясь бранью. – Главнокомандующий в лагере, а у вас все шиворот-навыворот. Подтянись! Равняйсь! – рычал он и одним ударом валил свою жертву с ног. Что в таком случае означало его «равняйсь», оставалось его личным секретом.
Мы следовали за нашим богатырем до самого штаба, не переставая слушать, наблюдать, восхищаться. Вы скажете, нас разбирало любопытство? Да. Ведь он был любимым героем всех мальчишек Франции от колыбели до этого счастливого дня, нашим общим кумиром и гордостью. Я вспомнил, как еще в Домреми, на выгоне, Жанна упрекала Паладина за непочтительный отзыв о таких великих людях, как Ла Гир и бастард Орлеанский, при этом она сказала, что сочла бы за счастье взглянуть на них хоть одним глазком. Для Жанны и всех девочек он был таким же предметом увлечения, как и для мальчиков.