Жанна д'Арк
Шрифт:
– Я успела продиктовать лишь несколько слов в ответ – я сказала, что постараюсь написать ему из Парижа или из другого места при первой возможности.
Ее снова спросили, которого из пап она считает настоящим.
– Я не имею права вмешиваться в дела церкви и не давала графу д'Арманьяку никаких указаний о папах. – Потом без всякого страха, что было так необычно в этом вертепе казуистов и приспособленцев, она сказала: – Что касается меня, я считаю, мы обязаны подчиняться его святейшеству папе, пребывающему в Риме.
С этим вопросом
– Ты признаешь подлинность документа, оглашенного судом?
– Да, за исключением тех ошибок, которые в нем имеются, – а именно: тех слов, которые преувеличивают мое значение. – Я понял, о чем пойдет речь, и сгорал от стыда. – Например, я не говорила: «сдайте Деве» (rendez a la Pucelle) – я говорила: «сдайте королю» (rendez au Roi); кроме того, я не называла себя «главнокомандующим» (chef de guerre). Все эти слова были, наверное, вставлены моим секретарем; возможно, он не расслышал меня или забыл, о чем я говорила.
Отвечая суду, Жанна не смотрела на меня; она чувствовала, в каком я затруднении. Я вовсе не ослышался и ничего тогда не забыл. Я умышленно изменил отдельные выражения, так как она действительно была главнокомандующим и имела право так называться, – это было правильно и уместно; и. кто бы сдал крепость ничтожному королю, который в то время был не более как пешкой? Капитуляция была возможна лишь перед благородной Девой из Вокулера, уже знаменитой и могущественной, хотя она еще и не нанесла по врагу ни одного удара.
Ах, какой трагический случай произошел бы тогда со мной, если бы эти безжалостные судьи узнали, что писец, которому было продиктовано это воззвание, личный секретарь Жанны д'Арк, присутствует здесь, и не только присутствует, но и помогает составлять протокол; более того, – ему суждено через много-много лет дать показания, изобличающие искажения и ложь, занесенные в судебный протокол по воле Кошона, и предать их действия вечному позору!
– Признаешь ли ты, что сама диктовала это воззвание?
– Признаю.
– Раскаиваешься ли ты? Отрекаешься ли от него? Она воскликнула с негодованием:
– Нет! Даже эти цепи, – она потрясла цепями, – даже эти цепи не смогут охладить надежд, выраженных мною в воззвании. Более того!..
Она встала и гордо выпрямилась; лицо ее сияло дивным светом, и слова потоком полились из ее уст:
– Предупреждаю вас, не пройдет и семи лет, как на англичан обрушится бедствие, – да, бедствие во много раз ужаснее, чем падение Орлеана! и...
– Молчать! Садись!
– ... и наступит время, когда они лишатся, всех своих завоеваний во Франции!
Учтите следующее. Французской армии уже не существовало. Дело освобождения Франции заглохло, король бездействовал, не было даже намека на то, что
Через пять лет, в 1436 году, Париж пал, и наш король вступил в него под развевающимися знаменами победы. Итак, первая половина пророчества сбылась; в сущности, сбылась и вторая половина, ибо, когда Париж оказался в наших руках, все остальное было уже обеспечено.
Двадцать лет спустя вся Франция стала нашей, за исключением одного лишь города – Кале.
Вспоминается более раннее предсказание Жанны. Собираясь взять Париж – и она легко могла это сделать, если бы король согласился, – она сказала, что теперь самая золотая пора; что, захватив Париж, мы овладеем всей Францией в шесть месяцев. Но если эта золотая пора будет упущена, понадобится двадцать лет, чтобы освободить Францию.
И она была права. После того как в 1436 году пал Париж, дело подвигалось медленно; приходилось брать город за городом, крепость за крепостью, и на все это ушло ровно двадцать лет.
Да, именно в первый день марта 1431 года здесь, на суде, публично, она произнесла свои знаменитые пророческие слова. Иногда бывает, что предсказания сбываются, но если всмотреться и разобраться поглубже, всегда возникает подозрение – а не записаны ли они задним числом. Здесь же совсем другое. Предсказание Жанны было занесено в официальный протокол в тот же час и в ту же минуту, то есть за много лет до его исполнения, и вы можете прочесть его там и сегодня. Спустя двадцать пять лет после смерти Жанны протокол этот был оглашен на Великом процессе по реабилитации и клятвенно удостоверен Маншоном и мною; оставшиеся в живых члены суда также подтвердили подлинность данного документа.
Поразительное пророчество Жанны в этот столь знаменательный день 1 марта вызвало большое волнение, и прошло немало времени, пока все успокоились. Волнение вполне естественное, ибо всякое пророчество вызывает суеверный страх, независимо от того, считают ли его исходящим из преисподней или от духа святого. Во всяком случае, эти люди были твердо убеждены в том, что вдохновение невозможно без вмешательства могущественных, таинственных сил, и готовы были пойти на все, чтобы узнать, из какого источника оно берет свое начало.
Допрос возобновился.
– Откуда ты знаешь, что все это так и будет?
– Мне было откровение. Я знаю это так же точно, как и то, что вы сидите здесь передо мной.
Такого рода ответ не смягчил накала страстей. Поэтому, задав еще несколько незначительных вопросов, судья оставил эту скользкую тему и перешел к другой, которая была ему более по вкусу.
– На каком языке говорят твои «голоса»?
– На французском.
– И святая Маргарита тоже?
– Конечно, а почему бы нет? Она стоит за нас, а не за англичан.