Жанна
Шрифт:
– Довольно! – остановил молитву приор-настоятель. – Я вижу в ваших глазах раскаяние. Это похвально. Но недостаточно! С этого дня вы все принимаете постриг. Возможно через десяток лет монашества ваш грех будет искуплён, но на всё воля Господа нашего… Братья, возьмите всех неофитов под стражу, завтра с утра будем разбираться.
Жанна постояла, посмотрела на происходящее, а затем вернулась в свою келью класса люкс.
Утром, за традиционным совместным завтраком, она узнала все обстоятельства ночных событий.
– Я на часах как раз стоял, – поведал ей брат Себастьян,
– А дальше я видела, – кивнула Жанна. – И что делать будем с такой прорвой неофитов?
– Учить будем, как нас учили, – улыбнулся брат Себастьян, почесав гладко выбритый подбородок. – Постриг в монастырь исповедника Терентия – это всегда всерьёз и надолго. Никто ещё отсюда, если верить хроникам, обратно в мир не возвращался.
Жанна подумала в этот момент, что железная дисциплина, которую многие века назад завёл здесь меч Арким, касалась всех аспектов монашеской жизнедеятельности и действительно, уйти отсюда можно было лишь вперёд ногами, хотя в других монастырях случались прецеденты возвращения постриженных и даже введённых в сан обратно в мир.
– Так ты с часов пришёл? – уточнила Жанна.
– Истинно, – подтвердил брат Себастьян.
– Что остальные бургунды? – Жанна с большой охотой проглотила ложку наваристой злаково-мясной каши.
– Сидят, кукуют, – пожал плечами монах. – Их дело проклятое, истинно говорю тебе. Это все понимают. Вчера был шанс у них уйти, но с сего дня всё, назад дороги нет.
Чисто технически, если кто-то из простых солдат сегодня ночью сбежит, то ему ничего не будет. Учёта их никто особо не ведёт, отношение как к таджикам на московской стройке, не считают даже особо тщательно, поэтому участие в осаде монастыря, при условии бегства в далёкие края или, в идеале, другую страну, легко может сойти с рук. Да и имена их особо ничего не скажут, Жаков и Клодов во Франции пруд пруди, фамилии не распространены, словесные портреты в Испанию или Священную Римскую империю высылать никто не будет, ибо малоэффективно. Скрыться и изменить свою жизнь навсегда реально.
А вот знатным бургундским воинам настала капитальная крышка, ведь аристократов мало, они, как правило, знают друг друга не только в лицо, но ещё и по родовому гербу. Сбежать и уцелеть при этом – автоматически означает отказ от родовых регалий, а это для людей подобного сословия хуже смерти. Деваться им некуда. Положение хуже не придумаешь.
Позавтракав и поболтав с братьями-монахами на различные бытовые темы, Жанна поднялась на крепостную стену.
Арким беспросветно дрых, поэтому не отвечал ей, но сейчас и не требовалось его помощи и совета.
– Что делаете? – спросила Жанна у братьев, заряжавших скорпион.
– Сейчас
К метательным снарядам были прикреплены запечатанные пергаментные свитки.
– И что там? – заинтересовалась Жанна.
– Требование для простых людей разоружить аристократов и сдать их монастырю, – ответил монах. – За это полагается помилование и отпущение греха.
– Это сработало бы, умей кто-то из них читать, – вздохнула Жанна.
Брат Аргент озадаченно почесал затылок. Он настолько сильно привык обществу грамотных и начитанных людей, коими являлись монахи монастыря исповедника Терентия, что упустил факт тотальной неграмотности среди простолюдинов.
– Это указ святого отца Франсуа, – в конце концов пожал он плечами. – Наше дело малое.
Скорпионы выставили на максимальную дальность и запустили в направлении осадного лагеря с интервалом десять минут между выстрелами.
Сначала бургундцы подумали, что их таким образом атакуют, но затем они заметили на снарядах пергаменты и начали их изучать, осознав, что это своеобразное послание.
Наконец, до пергамента добрался кто-то из знатных воинов, прочитавший содержимое и начавший гневно размахивать руками, отгоняя солдатню.
Далее он демонстративно принял факел у прибывшего солдата и сжёг пергамент. Жанна смотрела на это с улыбкой.
Всего до полудня было отправлено пятьдесят семь сообщений воздушной почтой, а потом, не увидев должного эффекта, приор-настоятель приказал прекратить напрасно тратить недешёвый пергамент.
День Жанна провела в тренировках.
Пусть она уже состоявшийся непревзойдённый мастер меча, натренированный «монастырской фехтовальной школой», которую веками ставил меч Арким, лично тренировавший поколения монахов, но постоянная практика – залог непобедимости.
Вечером Жанна приняла традиционную ванну и легла спать.
А посреди ночи, за два часа до побудки, то есть в четыре часа, в себя пришёл Арким.
– Какое прекрасное утро, твою мать! – с этими словами активизировался он. – Который час?!
Жанна открыла глаза и неодобрительно уставилась на меч, лежащий на обитом мехом резном кресле из дуба.
– Не знаю который час, но ещё слишком рано для подъёма, – ответила она.
– А, окей, – произнёс Арким. – Тогда спи, я мешать не буду.
Самому мечу снился сон.
Сны ему снятся чрезвычайно редко, поэтому он относится к каждому из них с предельной внимательностью.
И сегодняшний, точнее вчерашний, был просто удивителен.
В нём Арким узнал своё далёкое будущее и оно ему не сильно понравилось. Мало кому понравится стать фамильным мечом некоей долгоиграющей аристократической династии времён развитого огнестрела. Да-да, это значило, что он обречён будет торчать в оружейной, а потом, когда династия окончательно вымерла, его судьбой стало нахождение в некоем музее Позднего Средневековья. И пасть открывать будет нельзя, ибо последствия этого будут печальны и сопровождены радиоуглеродными анализами, проверками по шкале Рокуэлла, Мооса и прочими истязаниями честного меча.