Жаркое лето – 2010
Шрифт:
– Давай-ка, постоим здесь немного, помолчим и послушаем – на предмет непонятных странностей и странных непоняток…
Через несколько минут Аля – нетерпеливым шёпотом – поинтересовалась:
– Ну, что ты думаешь об услышанном?
– Скорее всего, этот стучат плотницкие топоры. Причём, не на припещерной поляне, а по другую сторону холма.
– Топоры – за холмом? А, ведь, там – в двадцать первом веке – располагался заброшенный хутор, который потом успешно сгорел в жарком верховом пожаре…. Игорёк, может теперь его отстраивают заново? Типа – Владимир Владимирович Путин строго-настрого велел-приказал? Вот, топоры и стучат…. Давай-ка, выходить наружу! Надо же прояснить – в каком конкретном Времени мы находимся….
Оказавшись на земной поверхности, Гарик, недоумённо передёрнув плечами, известил:
– Похоже, что здесь ничего не изменилось. Холм по-прежнему покрыт густым дубовым лесом. Банька, журавль-колодец и покосившийся погреб стоят на прежних местах…. Погреб? Вот же, дураки законченные! Почему мы вчера его не осмотрели? По-видимому, это горячая юношеская влюблённость так притупляет наблюдательность….
– Точно, притупляет! Да ещё как! – хихикнула Аля. – Надо же такое ляпнуть, мол: – «Здесь ничего не изменилось…». Посмотри-ка правее погреба, тормоз блондинистый! Что теперь скажешь?
– Правее говоришь? Похоже, что я ошибся. Вернее, поторопился со скоропалительными и далеко-идущими выводами…
Там, где ещё полтора часа назад дружно шумели высоченные корабельные сосны, теперь наблюдалось только хвойное редколесье, украшенное коротенькими аккуратными пеньками.
– Совсем свежими пеньками, – машинально уточнил Гарик. – Впрочем, это ещё не повод – для безоглядной и однозначной фрустрации. Наоборот, появился весомый повод – для логичных раздумий и взвешенных размышлений…
– Ты хочешь сказать, что во время нашего недолгого отсутствия здесь вволю порезвился неизвестный великан? – возмутилась Аля. – Мол, достал из-за голенища великанского сапога великанский ножик, срезал – как полевые травинки-былинки – корабельные сосны, непринуждённо сложил их в великанскую корзинку, да и отбыл восвояси? А там, где раньше располагалась разрушенная и обгоревшая разбойничья изба, теперь проходит наезженная просёлочная дорога. Это, надо думать, другие великаны постарались?
– Ничего такого я не говорил. Не надо передёргивать. Просто…. Пошли-ка к баньке! Разбудим Глеба и немного посовещаемся, – Гарик аккуратно притворил пещерную дверь, и, старательно пряча счастливую улыбку, подчёркнуто-серьёзно поинтересовался: – Кстати, а как тебе – на соболиных шкурках? Понравилось?
– Недурственно, мон шер. Право, недурственно…
Возле бани наблюдались две глубокие и свежие колеи от широких колёс, а входная банная дверь валялась в трёх-четырёх метрах от входа.
– Петли выворочены с корнем, – мельком осмотрев дверную коробку, сообщил Гарик. – Ломами усердно поработали. Причём, со знанием дела…. Глеб, отзовись! Ты живой? Эй, Петров?
В предбаннике и в банном отделении никого не обнаружилось.
– Может, он остался в двенадцатом веке? – предположила Аля. – А, что такого? Встретится там с Катькой, отобьет её у знатного кузнеца Василия Потапова…. Наверное, так судьба распорядилась. Или, к примеру, сам Господь Бог…
– А что ты скажешь про данную находку?
– Это – кожаный пояс с прикреплёнными к нему ножнами…. То есть, это Глебов ремешок?
– Ага, его, – хмуро подтвердил Гарик. – А на полу валяется раздавленное славянское кресало, вон – отломанное кремниевое колёсико закатилось под лавку.
– И как это прикажешь понимать?
– Очевидно, Глеб через приоткрытую дверь, или через слюдяное окошко заметил приближавшегося противника. Хмель из головы, понятное дело, тут же выветрился, он захлопнул дверь и задвинул щеколду…. Это, естественно, не помогло. Неизвестные – с помощью дельных ломов – выдрали и раскурочили дверные петли, ворвались внутрь помещения, после короткой борьбы Глеба связали и отвезли…м-м-м, куда следует…
– Тогда нам надо быть поосторожнее. То есть, не терять бдительности, – зябко
– Как конкретно – закрыться?
– Ну, не знаю. Ты у нас мужчина, тебе и решать. Не важно – каким образом, важно – чтобы надёжно…. Будем сидеть там и терпеливо ждать, когда произойдёт нужный нам «пробой».
– И как мы узнаем об этом судьбоносном событии?
– Очень просто, милый. Ты оперативно просверлишь (выдолбишь, проковыряешь, проскребёшь – на своё усмотрение), в пещерной двери небольшую аккуратную дырочку, через которую мы и будем регулярно наблюдать за окрестностями. Увидим приметный пейзаж, выдержанный в чёрно-серых тонах – сплошные угли и головешки – значит, маршрут успешно завершён. Мол: – «Уважаемые пассажиры! Наш поезд «Машина Времени» прибыл на конечную станцию – «Двадцать первый век»! Спасибо за компанию! Счастливого пути!»…. Вот, тогда-то мы – под оглушительный грохот аплодисментов – и вылезем на гостеприимный перрон, щедро залитый ласковым солнечным светом. После чего, понятное дело, направимся – по красной ковровой дорожке – к ближайшему Загсу…. Как тебе, мой верный и неутомимый рыцарь, такой нехитрый план?
– Очень хороший план. Главное, что дельный, – печально вздохнув, одобрил Гарик. – Только, душа моя алмазная, ничего не получится…
– Это ты говоришь о незамедлительном посещении Загса? – грозно нахмурилась Аля.
– Нет, обо всё в целом. Снаружи что-то характерно звякнуло. Думаю, что к нам в гости направляются вооружённые люди…
Аля незамедлительно бросилась к слюдяному окошку и, жалобно охнув, честно призналась:
– Да, мой гениальный план полностью провалился. На просёлочной дороге стоит телега с запряжённой в неё лошадкой, а нас, очень похоже, окружают…, м-м-м, солдаты в тёмно-зелёных кафтанах, вооружённые допотопными ружьями…. Постой, постой! Это же форма славного Преображенского полка! Точно, блин, Преображенского.… Поздравляю, Игорёк, мы «попали» в легендарные Петровские времена! Интересно, а откуда под Рязанью взялись преображенцы? Какого дьявола они здесь позабыли? Нонсенс, однако…. Что будем делать, отважный герой моих трепетных девичьих грёз?
– Сдаваться, конечно же.
– Это понятно. Без вопросов…. Я тебя спрашиваю про линию поведения. Что будем говорить на допросах? То бишь, нагло врать?
– Предлагаю исходить из здравого смысла…, – Гарик наморщил лоб, изображая глубочайшую задумчивость.
– Заканчивай кривляться! – велела Аля. – Время поджимает. Ну?
– Во-первых, царь Пётр Первый, насколько я помню из толстых романов и многосерийных телевизионных сериалов, очень уважал иностранцев, а в особенности – немцев. Во-вторых, он с большим пиететом относился к образованным и учёным людям. В-третьих, об этих предпочтениях царя знали все российские подданные – от простых конюхов до знатных вельмож. Предлагаю объединить эти три фактора – в одном знаковом флаконе…. Естественно, на роли маститых европейских учёных мы не годимся – больно, уж, молоды. А, если, сказать правду, пусть и частичную? Мол, мы студенты одного из почётных европейских Университетов. Я – будущий философ, ты – археолог…. Как у тебя, кстати, с иностранными языками?
– Окончила – на одни пятёрки – среднюю школу с углублённым изучением немецкого языка. Кроме того, регулярно посещала всякие и разные языковые факультативы.
– Отлично! – одобрил Гарик. – И я дружу с немецким. Как же можно серьёзно изучать классическую философию, не читая в оригинале трудов великих Гегеля и Фейербаха? Значит, мы с тобой – якобы – являемся студентами Лейпцигского Университета. Он, как мне помнится, был открыт ещё в пятнадцатом веке.
– А что мы делаем в российской глухой провинции? И почему одеты в древние славянские одежды?