Жажда бессмертия
Шрифт:
— Отдыхает, наверное, — решил он и подмигнул истукану. — Значит, послушаем «Деревню».
Он направил усики на цифру один и повернул ручку на полную громкость. Тишина.
«Неужели сломался?» — испугано подумал он, и кинулся к шкафу в поисках подходящей отвертки.
В дверь постучали.
— Кто там? — он нашел нужную отвертку и вернулся к радиоприемнику.
— Карл Борисович, это Сева. Мне нужно с вами поговорить.
«Может, проводок где-нибудь отошел? Или замкнуло?»
Профессор выдернул шнур из розетки и принялся
— Ну кто там? — раздраженно крикнул он.
— Это я, Сева. Уделите мне минутку… Пожалуйста.
Карл Борисович аккуратно снял крышку, надел налобный фонарь и принялся тщательно изучать механизм.
«Так, на первый взгляд, ничего не перегорело».
В дверь снова постучали.
— Сева, если ты еще раз постучишь, то вылетишь с работы, к чертовой матери! — он схватил истукана со стола и со всего размаху кинул в дверь. Истукан ударился, оставив вмятину, и отскочил в сторону.
Карл Борисович снова наклонился к радиоприемнику. Сердце бешено колотилось, на лбу выступила испарина.
— Вроде все цело, — он посмотрел каждый провод, каждое соединение. — Может с усилителем что-то случилось?
Он, по привычке, обратился к истукану, но его на месте не оказалось. Растерянный профессор огляделся вокруг и нашел его на полу.
— Прости, я не хотел, — Карл Борисович поднял истукана с пола и сочувственно погладил по сколотой ноге. — Радиоприемник не работает. С ним, вроде, все в порядке. Надо усилитель проверить.
Он поставил истукана на место и задумчиво почесал затылок.
«Сначала проверю все направления. Разобрать всегда успею», — решил он, поставил крышку на место и воткнул вилку в розетку.
Медленно поворачивая усики по часовой стрелке, он напряженно прислушивался. На цифре четыре раздалось журчание воды, жужжание пчел и щебет птиц.
— Ура! Работает! — закричал он и, не в силах сдержать радости, принялся подпрыгивать. — Работает, работает, работает.
Он скинул пиджак, ослабил галстук и плюхнулся в кресло. Звуки из динамика радиоприемника разносились по кабинету и дарили успокоение. Карл Борисович мечтательно улыбнулся, закрыл глаза и мысленно переместился в сад необыкновенной красоты. Маленькие разноцветные птички покачивались на розовых кустах и пели песни. Неугомонные пчелы сновали от цветка к цветку на пестрых клумбах. Быстрая речушка с холодной водой прокладывала свой путь от гор, видневшихся вдали, и исчезала между деревьями.
— Просто райский сад, — тихо произнес он и почесал затылок. — Как же они туда попали?
Он повернул усики на место, обозначенное как «Деревня». Гул голосов чуть не оглушил. Люди о чем-то спорили и перебивали друг друга.
— Амон! Амон! Ответь на мой вопрос! — профессор узнал Оливера.
— Давай по старшинству, — перебил его Гюстав.
— Вообще-то я старше тебя, — возмутился Оливер.
— А я по земным годам считаю. Мне было семьдесят два, когда я сюда попал.
— Говори, Гюстав, — услышал профессор незнакомый мужской голос, звучащий издали. — Спрашивай.
Гюстав зашептал, удаляясь:
— Пропустите меня. Дайте поближе подойти. Он со мной хочет поговорить…Амон, скажи, как далеко ты дошел?
— Очень далеко. Я шел по прямому пути ровно двадцать пять лет, но не нашел конца. Наша благословенная земля простирается на много-много шагов. Это уже третье мое путешествие. И третья сторона.
— Скажи, а ты бросил свои странствия или снова покинешь нас? — послышался женский голос. Это была Вера.
— Я достаточно сидел на одном месте, поэтому обязательно пойду. Но я устал ходить один. Забываю человеческую речь. На четвертую сторону возьму с собой попутчика.
— Возьми меня! Возьми меня! — закричал Оливер. К нему присоединились еще голоса. Карл Борисович уменьшил громкость и откинулся в кресле.
«Двадцать пять лет. Интересно… Может, у них год по-другому идет? Как день, например? И имя такое: Амон. Сразу египетские пирамиды вспоминаются. Я должен разгадать эту загадку, иначе не смогу спокойно жить».
***
Карл Борисович запер радиоприемник в железном ящике, подмигнул истукану и вышел из кабинета. В коридоре Маша оттирала отпечаток обуви на светлой стене.
— Узнаю, кто это сделал, в узел завяжу, — зло прошептала она и с трудом выпрямилась.
— Здравствуй, Машенька, — поздоровался он и, по привычке, пригладил вихор на затылке. — Как жизнь молодая?
— А, — махнула она рукой и поправила косынку. — Картошку надо копать, а мои отдыхать уехали. Что им на даче не отдыхается? Речка, баня, свежий воздух.
— М-да, молодежи спокойно не живется, — он вспомнил Светлану. — Пойду домой.
— Подожди, а ты-то как? — участливо спросила Мария.
Карл Борисович пожал плечами и невольно покрутил кольцо на безымянном пальце.
— Нормально. Живу потихонечку. Дом — работа, работа — дом.
— А мама твоя как?
Он вдруг осознал, что уже несколько дней не звонил маме и даже не знает, что с ней.
— Все хорошо. Машенька, мне пора, — сказал он на ходу и побежал к лифту.
На улице шел дождь. Мелкие холодные капли неприятно били по лицу. Он запрыгнул в машину, вытер лицо носовым платком и зябко поежился.
«Не люблю осень. Холодно и грязно. Надо выяснить, как Оливер, Гюстав, Вера и остальные попали туда. И где находится это «туда»?» — думал он, петляя между машинами.
Профессор остановил машину возле подъезда, поднялся на третий этаж и позвонил в звонок. Дверь открылась, но на пороге стояла чужая женщина.
— Вы кто? — опешил Карл Борисович и испуганно заглянул через ее плечо. — Что с мамой?
— Ничего, Карлуша, заходи, — услышал он знакомый голос и с облегчением выдохнул. — Просто у меня руки в тесте.