Жажда жить
Шрифт:
— У меня еще одна просьба.
— Все, что угодно, — кивнул Майлз. — Впрочем, я и сам знаю. Ты хочешь, чтобы место было свободно в любой момент, когда она сумеет вырваться.
— Да.
— Конечно. Без вопросов. Если есть возможность, бери, от таких подарков не отказываются. И если старый дядюшка Майлз хоть что-то смыслит в таких делах, ты его уже получил. А? Уж это-то ты можешь мне сказать?
— Ну… да.
— Я горжусь тобой, горжусь, горжусь. Если не считать меня самого, ты первый, кто заслуживает этого. Так-так-так. Вот она,
— Это потому, что я вернул тебе ключ? Ключ от машины? — спросил Роджер.
— Да, пожалуй, — кивнула Грейс. — По крайней мере какая-то связь есть.
— Знаешь, что мне сейчас в голову пришло? Что и с моим выступлением есть связь. Я к тебе обращался.
— Знаю. Нес какую-то ахинею. Мне показалось… хочешь знать, что мне показалось?
— Конечно.
— Что еще минута, и этот малый ширинку расстегнет. Я знаю, что ты обращался ко мне. Я была единственной, на кого ты так тщательно избегал смотреть. Большая просьба, когда я в следующий раз приду в Арсенал, не думай, что это тонкий ход — не обращать на меня внимания. Эти женщины не все полные дурехи. Немного пофлиртуй, поухаживай, дай мне возможность отшить тебя. В конце концов, Роджер, нас там только трое, на кого вообще стоит посмотреть, так что если ты будешь меня избегать, это только вызовет подозрения.
— Ладно.
— Надеюсь, послезавтра мне удастся улучить минутку, если, конечно, тебе будет удобно. Ты точно ничего не сказал Майлзу Бринкерхоффу?
— Имени твоего я не называл. Он знает только, что я встречаюсь с замужней женщиной.
— Ты не называл, но, может, он назвал, а ты сказал: да.
— Не было такого.
— Что ж, может, ты и правду говоришь, но все равно он все знает. Знает. Два-три дня назад он остановил моего мужа на улице и расспрашивал о моем здоровье и настроении. Ничего подобного раньше не было, и это показалось мужу странным.
— Сидни.
— Пожалуйста, не надо имен. Повторяю, пусть никто ни о чем не знает. Это исключительно наше с тобой дело. Либо так, либо никак.
— Никак уже не получится.
— Еще как получится. Я могу положить этому конец, Роджер. Когда-нибудь это все равно случится, мы знали это с самого начала. Когда война начнется или при первых же признаках того, что муж что-то заподозрил.
— Как же не заподозрить, если ты не будешь с ним спать?
— Ну… не знаю. Наверное, ты прав.
— Ты хочешь сказать, что будешь?
— Я не знаю, — повторила Грейс.
— Зато я узнаю, при первом же очередном свидании узнаю.
— Ничего подобного.
— Ты хочешь сказать, что все уже было?
— Вот именно.
— Черт бы тебя побрал.
— Хватит. Успокойся. Ничего не было, но будет. Целая неделя прошла, даже больше, а он имеет право. И если я ему в этом праве откажу, он найдет где утешиться или разведется со мной.
— Так и пусть найдет.
— Он любит меня.
— А ты его?
— А я его. Ты что, ждешь,
— Значит, есть дело.
— Нет. Ты считаешь, что должно быть, но это не так. Будем довольствоваться тем, что имеем. Я никогда не думала, что со мной такое может случиться, а ведь случилось же. Возможно, это означает, что я дурная женщина. Возможно, нет. Я верила, что нет. Ты не первый мужчина, с кем мне бы хотелось пересечь границу дозволенного после замужества. Можно назвать десятки имен.
— Так почему же ты выбрала меня?
— А я и не выбирала. И ты меня не выбирал. Я увидела тебя в тот день, и ты показался мне ужасным типом, и дальше продолжал казаться, но лишь — казался. Знаешь, Роджер, я могла бы стать твоей уже в тот, самый первый день. Если бы я сошла с лошади, а ты прикоснулся ко мне, я, не… не знаю… ну, влилась бы в тебя. О Боже! Ну что же, ты наконец поцелуешь меня, и возьмешь, и займешься любовью? Ну же!
Это было в последний раз. Началась война. Четырнадцатый полк стал одной из первых частей, отправившихся на фронт, но еще до наступления 6 апреля[16], и другая причина, о которой Грейс говорила как о возможной, стала действительностью.
К тому времени они переехали на ферму, и однажды, вернувшись домой, Сидни застал Грейс читающей «Дилинетор», а Энн бросающей швейные кольца на каминную доску, словно дротики.
— Все, мисс Эннабел Ли, заканчиваем игру. Собери кольца и впредь используй их по назначению.
— Но я же не делаю ничего плохого, от этого никому не больно.
— Может, тебе самой больно, — возразил Сидни. — И может, плохое тоже делаешь.
— Они слишком легкие, папа, чтобы сделать больно. Даже если бы я бросала изо всех сил.
— Я не о том. Может, это слишком сложно, но, занимаясь чем не следует, ты рискуешь навредить себе. Навредить своей натуре. Понимаешь? Вот твоя мать, почти уверен, понимает.
— Да. — Грейс подняла голову.
— Видишь ли, Энн, разговаривая так с тобой, я стараюсь тебя воспитывать, как воспитывали твою мать. Чтоб ты была хорошей девочкой, а потом доброй женой и матерью.
— Спасибо, — сказала Грейс.
— Какой хотела видеть свою дочь мать твоей матери. На что надеялись ее родители, когда она росла, а потом вышла замуж и родила детей.
— Ладно, Энн, в ванну. Отправляйся. — Грейс повернулась к Сидни: — Спасибо за комплимент.
— Тебе показалось, что это комплимент?
— Во всяком случае, прозвучало так.
— Если ты поточнее вспомнишь мои слова, услышишь оговорки. Ладно, я… э-э… на несколько дней решил съездить в Нью-Йорк.
— Чего это вдруг? Зачем?
— Просто решил прокатиться.
— Я приглашена?
— Нет. — Сидни остановился на пороге и, в ожидании продолжения, посмотрел на жену.
— Когда едешь?