Жажда жить

О'Хара Джон

— Честно говоря, еще нет, но уже на пути, так что не беспокойся за меня.

Зеленый «локомобиль», вымытый, протертый, ждал их у входа в дом.

— Тут цельный верх, — заметил Сидни, — давай-ка поднимем.

— Если снова дождь пойдет, нам не опустить, — возразил Пол. — По правде говоря, он всегда опущен.

— А, теперь вижу, — Сидни присмотрелся к машине повнимательнее, — такая конструкция. Ладно, может, воздуха и так хватит.

— Если хочешь, можем откинуть ветровое стекло.

— Пожалуй, стоит, потому что я собираюсь прикончить

эту бутылку еще до того, как мы окажемся в Ридинге. Не в одиночку, конечно. Надеюсь, ты присоединишься ко мне, когда я вспомню о приличиях и предложу глоток-другой.

Они выехали из города, и Сидни начал раз за разом прикладываться к бутылке.

После очередного глотка он нарушил молчание:

— Знаешь, странный ты малый, особенно для свидетеля на свадьбе.

— А что?

— А то. Мне кажется, ты бы мог стать по-настоящему хорошим врачом. Ты позволил мне сорваться с катушек и в результате выпустить пар.

— Только временно, Сидни, только временно. Ты сам знаешь.

— Пусть так, и все равно это надо было сделать. Но есть кое-что, чего ты не сделал. Ты даже не попытался оправдать Грейс.

— А какой в этом смысл?

— Может, и никакого, но ты был свидетелем на моей свадьбе, и когда дело так оборачивается, от свидетеля ждешь, что он хотя бы попытается залатать дыру.

— Между двумя такими упрямцами, как Грейс и ты? Да ни за что. К тому же, может, и к лучшему, что вы расстаетесь.

— Вот это уже интересно. Почему же? — спросил Сидни.

— Наверное, не стоило так говорить, но слово не воробей, — виновато улыбнулся Пол.

— Ты хочешь сказать, что я напрасно женился на Грейс?

— Не то чтобы напрасно, но, может, это действительно была ошибка. Знаешь, Сидни, тебе нужна была работа, какая-то профессия. Ведь, как бы ты ни трудился на ферме, тебя никто так и не признал фермером, а отсюда внутренняя неудовлетворенность.

— Может, ты не знаешь, но ферма теперь моя. Я выкупил ее два года назад.

— Действительно не знал, но это только доказывает мою правоту. Если уж не знал я, твой лучший друг, то откуда об этом знать жителям Форт-Пенна?

— А вот на это мне совершенно наплевать.

— Вот именно. Ты купил ферму тайком от всех, так чтобы можно было с удовлетворением сказать самому себе: «К черту всех этих ублюдков, которые думают, что я живу за счет Грейс. Я-то знаю, что это не так». Да только такое удовлетворение недолговечно. Рано или поздно захочется все рассказать тем же самым ублюдкам, но ты ведь Сидни Тейт, и на это ты ни за что не пойдешь. И стало быть, замкнешься в себе.

— Не думаю. Поверь, мне вполне хватало понимания, что я сам себя обеспечиваю и даже больше, чем просто обеспечиваю.

— Не вполне, иначе бы ты так не сказал: «обеспечиваю и даже больше, чем просто обеспечиваю». Надо, чтобы еще кто-нибудь это знал, пусть всего один человек, например я. Таких самодостаточных людей, о каких ты говоришь, просто не существует на свете. У тебя это получается лучше других, но, поверь мне, Сидни, рано или поздно тебе понадобится

общество. Не обязательно много людей. Может, всего один. Но уже то, что тебе хоть кто-то да нужен, доказывает… ну я, собственно, уже сказал, что это доказывает. Так крошится лед, так умирает иллюзия самоудовлетворенного одиночества. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

— Иными словами, если мне нужен кто-то один, то могут быть нужны и все?

— Если речь идет о возможности прожить всю жизнь в одиночку, самому по себе, то да, верно.

— Но я ведь и не жил в одиночку. У меня были Грейс, дети.

— Да, но прими во внимание, что у мужа с женой совсем особые взаимоотношения, особенно если они живут вместе так долго, как вы с Грейс. Ты привык жить с этой женщиной, так что это не просто либо свой, либо посторонний. Она — часть тебя самого. Дети не в счет. У меня своих нет, но, по-моему, твои дети еще недостаточно выросли, чтобы считаться людьми. Покуда они зависят от тебя в главном — еда, крыша над головой, — они не совсем люди. Это, скорее, разумные животные, плюс, конечно, твоя любовь.

— Наверное, ты прав, приятелей у меня хватает — в Форт-Пенне, Нью-Йорке, Бостоне, Лондоне. Некоторых ты знаешь — Шофштали, Уоллы — словом, вся эта публика, — а с некоторыми, наверное, не знаком: Виктор Смит, Перси Хоштеттер из банка, Оскар Тиллингхаст, это полицейский-регулировщик… Впрочем, нет, Оскар на Грейс молится. Но в общем, в повседневной жизни я сталкиваюсь с массой людей.

— Кто такой Виктор Смит?

— О, это занятный старый чудак, он держит в Форт-Пенне шорную лавку.

— Тогда его я исключаю. Он — часть Форт-Пенна, а ты никогда не считал себя частью Форт-Пенна. Не обманывай себя, да и меня, Сидни. Ты не ищешь приятелей среди занятных старых чудаков — владельцев шорных лавок.

— Вот ты, например.

— Я — да, конечно. Но ведь я не из Форт-Пенна. Впервые мы туда оба приехали поездом, так что в твоих глазах я там был почти таким же чужаком, как и ты сам.

— Ладно, пусть так, но к работе-то какое это имеет отношение?

— Самое прямое. Работай ты в магазине или банке или специальностью какой овладей, тебе бы пришлось каждодневно сталкиваться с горожанами, помогать им, конкурировать, но в любом случае — видеться, узнавать, точно так же, как они узнавали бы тебя и привыкали к твоему присутствию в городе, как ты привык к ним. За два-три года ты бы примелькался, и даже твой нью-йоркский акцент никто бы не замечал.

— Извини, конечно, но если уж говорить об акценте, то с вами, немцами, сравниться трудно. Когда я впервые оказался в этих краях, понимал вас с не меньшим трудом, чем вы меня.

— Не в этом дело, можешь хоть на литературном немецком говорить. Главное, ты — другой. Я не утверждаю, что за пять лет у тебя бы изменился акцент. Для любого встречного он оставался бы новым и чужим. Но они же, эти встречные, воспринимали бы тебя иначе, как своего. А ты — их. Это люди, с которыми ты работаешь, живешь. Они бы привыкли к тебе.