Жажда жить
Шрифт:
Он поехал на восток по Ридингскому шоссе и вскоре наткнулся на знак, указывающий расстояние до Ливана.
— Пол! — хлопнул он себя по лбу. — Навещу-ка я своего свидетеля на свадьбе. Устрою сюрприз.
Он не видел Пола с тех самых пор, как открылась вся эта история с Бэнноном. Иногда Пол наведывался в Форт-Пенн поиграть в гольф, но в последние годы популярности моторов даже не давал Сидни знать, что он в городе или собирается приехать. Ливан находился от Форт-Пенна на расстоянии всего вдвое дальше, чем городской дом Колдуэллов от фермы. У Пола был изящный зеленый «локомобиль», на котором он разъезжал между Ливаном и Форт-Пенном и Ливаном и Ридингом, и в том, что он не звонил Сидни всякий раз, как оказывался поблизости, никакой бестактности не было.
В
Менее чем через час после отъезда Грейс Сидни уже был в Ливане — слишком рано, чтобы застать Пола на работе. Он еще раз позавтракал в гостинице, затем там же, на веранде, присел выкурить трубку. Вскоре после девяти он увидел, как Пола везут на работу в его «локомобиле», и усмехнулся, заметив, как тот бросил быстрый взгляд на «мерсер», припаркованный неподалеку от гостиницы, но не перед входом. Зная Пола, Сидни без труда представил себе происходящее в эти минуты: «локомобиль» останавливается у входа, Пол открывает дверь в кабинет, в гостинице раздается телефонный звонок, портье выходит на веранду и спрашивает у Сидни, не он ли мистер Тейт, и в таком случае не будет ли он любезен позвонить мистеру Полу Райхельдерферу.
— Лучше я просто дойду до его конторы, — сказал Сидни портье.
Пол поднялся навстречу приятелю.
— Ну вот, не зря я сказал себе, что узнаю эту машину, тем более что у нас в городе нет ни единого «мерсера». Ты остановился в гостинице, а в списке постояльцев тебя нет, так что выкладывай, что тебя сюда привело.
— С тобой захотелось увидеться.
— Надеюсь, что так. Хорошо, что приехал сегодня, а не вчера. Меня не было, ездил с родителями в Атлантик-Сити. Они лето в Челси проводят. Для здоровья полезно. Но знаешь, Сидни, впредь предупреждай друга о своем появлении, чтобы он знал и ждал тебя. А то, глядишь, зря прокатишься. Как Грейс, как дети?
— Все хорошо, спасибо. Слушай, приятель, у тебя наверняка дел полно. Может, я покатаюсь по городу, убью время, а потом пообедаем у тебя дома?
— Идет. Неловко выпихивать тебя, но, верно, заняться есть чем, я ведь сегодня первый день после отлучки. На ночь сможешь остаться, Сидни?
— С наслаждением. Грейс сегодня утром уехала на океан, так что я — свободная птица. Дети тоже там, ну и… словом, с удовольствием задержусь.
— Слушай, а что, если мы сделаем по-другому? Обедать дома я не буду, а в половине третьего или в три освобожусь и что-нибудь придумаем? Я бы, конечно, свозил тебя на ферму, но, полагаю, ты сыт по горло этим делом, и к тому же дома прохладнее, чем там. Миссис Лихтенвальнер, помнишь, это наша экономка, держит шторы закрытыми, так что внутри приятно. Если хочешь поплавать, можно, конечно, и на ферму, но я все же посоветовал бы дом. Я позвоню, миссис Лихтенвальнер будет готова встретить тебя в любое время.
Сидни ездил по округе, пока солнце не стало над самой головой, а он, поклонник джерсиек, уже увидел столько голштинок, что на всю жизнь хватит, и получил достаточно свидетельств того, что ливанские фермеры извлекают из своей земли больше, чем он из своей. Тем же путем Сидни поехал назад в город, домой к Райхельдерферу. Миссис Лихтенвальнер предложила ему на выбор болонскую колбасу, запеченные сосиски, ветчину, холодных цыплят, язык, телятину, картофельный салат, маринованную свеклу, салат из эндивия, вишневый пирог, пиво и кофе. Пообедав, Сидни прошел в отведенную ему комнату, снял туфли и прилег на просторную двуспальную кровать, а когда проснулся, было уже больше четырех, и до него смутно доносились голоса Пола и экономки, переговаривавшихся о чем-то на своем звучном пенсильванском немецком. Не выходя из комнаты, он смочил лицо в умывальнике с деревянной основой, мраморной крышкой
— Славно полежать в гамаке, — заметил Сидни.
— Он из холстины, которая идет на паруса, — откликнулся Пол. — Как раз то, что нужно.
— Деревья тоже должны быть прочные.
— Они и есть прочные. Выросли со мной вместе, упасть не дадут. Шучу. Ну что, Сидни, пива, лимонада? Лично я, должен признать, в этот час предпочитаю кувшин лимонада и пачку печенья.
Через открытую дверь гаража Сидни увидел свой «мерсер», вымытый и отполированный до блеска, «локомобиль» же жарился на солнце. От комментариев он решил воздержаться.
— Или чай, кофе со льдом? Кофе со льдом бодрит, окончательно проснешься. Должно быть, устал, старина.
— Есть немного, — признал Сидни. — Наверное, во мне есть часть южной крови. Уж не в первый раз ложусь после обеда вздремнуть и дрыхну как убитый.
— Южная кровь? Помню, отец каждый день ложился подремать, а в нем южной крови не было ни капли. Нет, скажу тебе, тут другое. Климат. Лето у нас такое же жаркое, как в большинстве южных штатов, и, если есть возможность, надо поспать. Вот как я, например. Всегда часа в три иду в кровать, и если даже не могу заснуть, просто валяюсь. И чувствую себя наилучшим образом… Ты выглядишь отдохнувшим, Сидни, так что сон тебе явно не помешал.
— Наверное, — согласился Сидни. — Прошлую ночь я что-то неважно спал. И ты прав насчет пенсильванской погоды. Не знаю, как там севернее, но в нашем графстве в последнее время стоит жуткая жара, да и здесь, судя по сегодняшнему дню, тоже.
— Севернее другая проблема. На севере Пенсильвании зимой так же холодно, как в Канаде. Странно, что ты никогда не ходил на медведей в северной части штата. Ты ведь охотник.
— У Грейс там живет какая-то родня. Они приглашали, но я считаю себя фермером, и когда приходит зима, люблю расслабиться. Зимой мы просто… Ну, ты сам знаешь… Становимся горожанами. Дети ходят в школу. Мы иногда появляемся в обществе. Ездим в Нью-Йорк, Филадельфию. По правде говоря, зимы мне всегда не хватает.
— Смотри-ка, дождь собирается. Слышишь, гремит?
— Угу.
— Из-за гор тучи набегают. А вот и первая капля.
— Вторая.
— Пошли на боковую веранду. Люблю смотреть на дождь. Как начинается, сразу впадаю в философическое настроение. Декарт, Спиноза, святой Фома — сам черт не брат.
— А ты знаешь, что у тебя машина под дождем стоит?
— Ничего, сейчас Ламар придет, сделает все, что нужно.
— А кто такой этот Ламар? Уж не тот ли таинственный незнакомец, что распаковал мою сумку, ну, и все остальное?
— Ламар Хой. Вроде, как мы, пенсильванский немец, и, может, наполовину действительно так. Но вообще-то черный, хотя говорит на пенсильванском немецком. Он появился тут, когда у нас еще была конюшня. Просто стал помогать. Его никто не просил, и он никого не просил, но сумел сделаться настолько полезным, что малый, который работал у нас, разрешил ему ночевать на сеновале, а миссис Лихтенвальнер, похоже, подкармливала, а отец каждый понедельник давал ему пару-другую долларов. Именно в понедельник, а не в субботу, потому что в субботу, считал отец, Ламар может надраться. Потом Эрл, ну, наш постоянный работник, умер, и отец купил Ламару кое-какую одежку, котелок, и мы получили на редкость толкового, верного кучера, шофера и вообще мастера на все руки. Только не оставляй деньги, где попало. Стащит.