Жажда жизни
Шрифт:
Проходя через паддок, мы доходим до секции, где нас у двери встречает парень. Он здоровается с Леандро, пожимая ему руку. Затем открывает дверь, и Леандро сначала проводит Джетта и меня, и только потом проходит сам.
Здесь не так много людей. Наверно это закрытый сектор для наблюдения за трассой для картинга.
— Леандро, мать его, Сильва!
Я поворачиваюсь на мужской голос, разозленная тем, что тот произнес ругательство перед Джеттом.
Симпатичный, шатен, милая улыбка. Я знаю его, но не могу понять, откуда.
—
Они обмениваются рукопожатием и обнимаются по-мужски.
— Хорошо. А как ты после аварии? Знаю, что это то еще дерьмо…
— Нормально, — перебивает его Леандро, и голос его тотчас же становится жестким.
Картер смотрит на него какое-то мгновение с нахмуренными бровями. Затем на его лице возникает расслабленное выражение.
— Ну, рад это слышать. Но если нужно будет поговорить, ты знаешь, где меня найти. Нам нужно чаще видеться. И спасибо за услугу. Дети обожают тебя.
— Без проблем, — отвечает Леандро, небрежно отмахиваясь.
Взгляд Картера от Леандро переходит на нас с Джеттом, стоящих у него за спиной.
— Картер, это мой друг Индия и ее сын, Джетт. Джетт ярый фанат Формулы-1. Индия, Джетт — это Картер Симмонс.
Картер Симмонс. Теперь я вспомнила его.
Вспомнила аварию. Леандро и Картер были в одной команде, той, в которой Леандро является пилотом до сих пор.
Картер попал в аварию в первый же год. В этой аварии его левая рука была частично разорвана, из-за чего его движения стали ограниченными. Это был его первый и последний год. Помню, в новостях была сильная шумиха по этому поводу, ведь он был многообещающим молодым английским пилотом. Все на него возлагали большие надежды.
Трагично, что его карьера так быстро оборвалась, едва успев начаться.
— Фанат гонок, да? — обращается Картер к Джетту. — Ну, сегодня ты с легендой гонок. Это, должно быть, довольно круто.
— Это так, — усмехается Джетт Леандро.
— Нравится участвовать в гонках?
— Я хожу на картинг, когда могу.
— И как ты, хорош?
— Ну, неплох. — Джетт пожимает плечами.
Картер улыбается.
— У меня предчувствие, что, вероятно, ты лучше, чем просто неплох. Тебе следует приходить иногда и пытаться кататься на трассе.
— Это было бы потрясно. — Джетт сияет.
— Круто. Итак, ребята, могу я принести вам чего-нибудь выпить? — спрашивает Картер.
— Черный кофе, пожалуйста, — прошу я, трясясь.
Я оделась потеплее: в джинсы, джемпер и теплую куртку, — но меня все равно пробирает холод.
— Черный кофе. Сильва, ты что будешь?
— То же, что и Индия.
— Круто. Ну, Джетт, почему бы тебе не пойти со мной, чтобы стать дополнительными руками? Тогда я смогу представить тебя парням, участвующим в сегодняшних гонках.
Джетт смотрит на меня, проверяя, согласна ли я, и я улыбаюсь ему в ответ, подбадривая.
Он уходит с Картером.
—
— Конечно.
Я подхожу и сажусь, Леандро устраивается рядом со мной.
Сейчас я так чувствительна к нему, но на самом деле не хочу этого.
— Итак, кажется, Джетт может сам себя развлечь, — говорит Леандро.
— Здесь он в своей стихии, — улыбаюсь я.
Вижу, как он наклоняется вперед, руками облокачиваясь на ручки кресла. Он смотрит, как карты на трассе делают прогревочный круг. Леандро издает звук, ужасно похожий на желание.
— Ты правда скучаешь по этому. — Это не вопрос. Я и так это знаю.
Он поворачивает голову ко мне и рукой подпирает щеку.
— Как я могу скучать по чему-то до боли, но в тоже время быть напуганным этим до ужаса?
— Обычно то, что мы любим, и пугает нас больше всего.
Прежде чем снова посмотреть на трек, он долго смотрит на меня.
— Как ты попал в мир гонок? — Я наклоняюсь вперед, размещая руки на подлокотниках рядом с его.
— Отец был чемпионом мира по ралли. Гонки всегда давались мне с легкостью. Начал я с ралли, но интерес к Формуле-1 был сильнее. Я хотел двигаться в этом направлении, и отец полностью поддерживал меня.
— Должно быть, он гордится тобой.
— Гордился. — В его улыбке кроется грусть. — Он умер. Сразу после первого моего года в Формуле-1. Сердечный приступ.
В груди все сжалось от боли за него, из-за его потери.
— Мне жаль.
— Это было давно. — Он пожимает плечами.
Хотелось бы мне, чтобы он этого не делал. Отмахивался так, словно это ничего не значит.
Когда я смотрю на него, то вижу, что его взгляд уже направлен на меня.
— Что? — спрашиваю я застенчиво.
— У меня есть вопрос, но мне страшно спросить. Не хочу пересечь границу этики.
Я смеряю его взглядом.
— Я же извинилась за эти слова. Но, строго говоря, это правда. Общение с тобой неэтично.
— Кто сказал?
— Совет Медицинских Профессий.
— Ой, да что они знают? — усмехается он.
Слишком много. Если бы они могли видеть меня сейчас, то рассердились бы и помахали перед моим лицом лицензией на практику.
— Ну и, в чем вопрос? — Знаю, что захожу на опасную территорию, но чувствую себя обязанной ему. И часть меня хочет дать ему ответ.
— Отец Джетта… где он?
Я мгновенно застываю. Мне приходится постараться, чтобы сглотнуть.
— Не рядом.
— Когда вы поженились?
— Это два вопроса. — Я улыбаюсь, так что пока не похожа на законченную стерву.
— Справедливо. — Он пожимает плечами и не давит на меня.
И из-за этого я хочу ответить.
— Мы не были женаты. Я была молода и наивна. Но, несмотря на эту наивность, я получила лучший подарок в жизни.
— Он чудесный ребенок.
— Он такой. — Я улыбаюсь.