Жажда жизни
Шрифт:
Я здесь, потому что моя гребаная жизнь пошла под откос. Из-за одной аварии.
Не хочу перед кем-либо звучать ноющим говнюком, но знаю, что лучше признаться в своем дерьме этой женщине.
– Произошла авария, – мой голос ровный. Она кивает и начинает записывать. – На трассе. Я пилот, гонщик.
– Привела ли эта авария к серьезным травмам? – ее взгляд встречается с моим. Она смотрит на меня так, словно не знает обо мне ничего. Я думал, весь мир уже в курсе. Но, может, не она. Понимание этого немного расслабляет,
О сильнейших страхах. Сожалениях. О ненависти к себе из-за собственной немощности.
– Да, – я делаю глубокий вдох. – Обе ноги были сломаны. Запястья были раздроблены. Множественные переломы ребер. Но все эти травмы – ничто по сравнению с… – я злобно усмехаюсь. – Худшим были… взрывной перелом нижних позвонков и субдуральная гематома, – я пальцем стучу по голове в месте, где находится скрытый отросшими волосами шрам. – Когда я был на операционном столе с открытой черепушкой, мое сердце перестало биться, – еще один глубокий вдох. – Технически, я был мертв около минуты.
– И что вы чувствуете, осознавая, что были мертвы какое-то время?
– Не знаю, – слегка пожимаю плечом, будто это ничего не значит. Но это очень важно. – Но я знаю, чего я не ощущаю.
– Чего же?
– Жизни. Я не чувствую себя живым. Я знаю, что это должно бы заставить меня чувствовать себя более живым, чем когда-либо. Но это не так.
– Почему?
– Потому что я не могу участвовать в гонках. Без гонок я ничто.
– Вы уверены в том, что это правда?
– Если бы не было ею, я не оказался бы здесь.
Ее глаза отрываются от меня, она смотрит на написанные ею слова.
– Вы не участвовали в гонках со дня аварии?
– Нет.
– Физически вы способны водить машину? Травмы не препятствуют этому?
– Нет, не препятствуют. Я проходил реабилитацию год, делая все возможное для того, чтобы вернуться в машину, – и теперь не могу, потому что я чертов трус.
– Значит, вернуться к гонкам вам мешает не тело. А ваш разум.
– Черт, я бы не был здесь, если бы это было не так, – я не хотел ругаться или огрызаться, но ничего не мог с собой поделать. Извиняться я тоже не стал, потому что козел.
Мы смотрим друг на друга. В ее взгляде твердость.
– Что насчет поездок в роли пассажира?
– Справляюсь, – едва.
– Та же степень паники, что при попытке водить?
– Нет. Немного легче. Не так плохо.
– Вы страдаете от панических атак?
Я хмурюсь.
– Только когда пытаюсь вести машину, – бормочу тихо.
Мне нелегко признать, что у меня есть панические атаки.
Она снова делает записи. Скрежет ручки по бумаге сводит меня с ума. Это и ее чертовы ноги, ее грудь, вздымающаяся при каждом вдохе.
Я больше не хочу говорить. Я просто хочу ее трахнуть и не думать о своих чертовых проблемах. Похоронить
– Теперь, когда вы не участвуете в гонках, как вы проводите свое время?
Я жестко рассмеялся.
– Вам радужную или реальную версию?
– Правду. Я хочу, чтобы вы всегда говорили мне только правду. Если вам кажется, что прямо сейчас вы не можете ею поделиться, это нормально. Но никакой лжи. Я не смогу помочь, если вы будете мне лгать.
– Ладно, – я выдыхаю. – Как я провожу свои дни? Сожалею о прошлом, тоскую по жизни до аварии и лечу похмелье. Затем иду в бар, напиваюсь, цепляю женщину. Веду ее в отель, к ней домой, в переулок, в туалет бара – плевать – и трахаю ее. Абсолютно то же самое я делаю на следующий день, и через день, и в любой другой после.
Это первый раз, когда я перед кем-то откровенно говорю о своей жизни.
И она даже не вздрогнула. Полагаю, она должна была слышать много разного дерьма.
– Все еще думаете, что можете мне помочь? – смотрю на нее с вызовом.
– Да, – она отвечает мне уверенным взглядом. – Вы пьете, чтобы заглушить чувства. Уверена, мне не нужно говорить, что это плохая идея. Алкоголь – у вас зависимость?
– Сразу к делу? – смеюсь я, но смех получается глухим.
Я так давно не смеялся по-настоящему, что уже забыл эти звуки.
Она перестает скрещивать ноги. И мое внимание мгновенно переносится на них. У нее великолепные ноги. И на ней чулки. Интересно, есть ли под этой юбкой пояс с резинками?
– Прошу прощения, если это задевает вас, но так я работаю. Я могу задать вопрос и заставить почувствовать дискомфорт. Вам не нужно отвечать, но, если все же ответите, это поможет мне оказать помощь вам.
– Нет, я не зависим.
– Уверены?
– Уверен. Я не пьяница.
– Что вы чувствуете, если думаете о том, чтобы не пить?
Я задумываюсь на мгновение.
– Ничего не чувствую, – сомневаюсь, что что-то сможет заставить меня чувствовать.
– И все же я бы рекомендовала обратиться к кому-нибудь по поводу употребления алкоголя. Я знаю чудесную группу, которая справляется с состоянием…
– Я не алкоголик, – огрызаюсь я. – У меня есть проблемы, но алкоголизм к ним не относится.
Она смотрит на меня с осторожностью.
– Ладно. Оставим это… пока, – она кладет ручку на журнал на коленях и смотрит на меня.
Ее красные губы медленно размыкаются, и я могу думать только о том, как размазываю эту помаду поцелуем.
– Наше время почти подошло к концу. Первый сеанс всегда короткий. В следующий раз у нас для разговоров будет целый час.
Я знаю, что бы я предпочел делать с ней шестьдесят минут, и, пожалуй, разговоров там было бы минут на пять.
Но она лучшая, а мне нужно вернуться в строй.