Жажду — дайте воды
Шрифт:
Сегодня седьмое февраля. Уже месяц и десять дней, как мне девятнадцать. Записи мои полнятся гордостью.
Утро. Из Малой Вишеры мы вышли с рассветом и к вечеру того же дня, уже поездом, добрались до Боровичей.
Я доставил Борисова к командиру штрафного батальона и взял расписку. Борисов обнял меня:
— Браток…
Мы расцеловались. Комбат недовольно пробурчал:
— Целуетесь с арестованным…
— Он — человек!
Возвращался
— Ну что там у вас, все еще тяжело? — спросил он. — Знаю, знаю. Но вынести такое — дело чести.
В землянке у него сухо и чисто.
— Если вдруг струсишь, на глаза мне не показывайся. Это не по-нашему, не по-горски.
Я вспомнил «аппендикс». Уж чего страшнее, а я и там вроде бы держался как надо, никакого страха не испытывал.
Как я и надеялся, Баграт порадовал меня, спел «Крунк» [7] . Голос у него небольшой, низкий, но поет — душу надрывает. Он поет, а я погружаюсь в забытье.
Журавль, с родины нашей Нет ли вестей?..Нет, вестей нет… Сколько уж месяцев я не получал вестей с родины. Опаленная солнцем Армения, как ты? Остался ли там кто из твоих сыновей? Кто вспахивает твои поля? Есть ли у тебя хлеб?
Сердце огнем горит. Густой голос Баграта эхом отдается в моих ушах:
7
Крунк — буквально: журавль; народная песня в обработке армянского композитора-классика Комитаса.
— Не тревожься, сынок, Армения будет жить. Будет…
Пора. Я собираюсь в путь. Баграт делится со мной табаком и курительной бумагой. Прощается сумрачный и строгий.
— Береги себя…
Вернулся в часть. Наши получили подкрепление: и людьми, и оружием. Пополнился и мой взвод. Теперь у меня сорок шесть бойцов и четыреста тридцать шесть метров земли под защитой. «Журавль, с родины нашей нет ли вестей?..» Вот он, кусочек моей родины. Четыреста тридцать шесть метров земли под защитой. Здесь я защищаю мою Армению. Мы снова уповаем на землю. Снова бой. Впереди еще много боев.
Ко мне зашел командир батальона. В тесном полутемном блиндаже он стал разъяснять мне задачу завтрашнего боя.
— Чего нам здесь тесниться, товарищ майор, не лучше ли подняться на НП? Там будет удобнее, — предложил я.
Наблюдательный пункт мой расположен на высоком дереве. Оттуда хорошо просматриваются позиции врага.
Мы поднялись по лесенке на сосну. Здесь у меня
Майор просмотрел мои наброски плана расположения немецких огневых точек.
— Какое вы училище окончили? — спросил вдруг он.
— В Мясном Бору.
— Вон что, значит, тоже там воевали?
— Принял первое боевое крещение…
— Ну, и как оно было?
— Плохо, — ответил я. — Много крови пролили.
Он хотел закурить. Я удержал его.
— Немец может заметить, товарищ майор. Потерпите, пожалуйста, вот спустимся с дерева…
Боевая задача мне ясна: поддержать огнем штурмовые группы и затем выйти на шоссейную дорогу, ту, что в шести километрах от нас.
— Полк наш во что бы то ни стало должен выйти на шоссе, — сказал майор. — Это даст нам возможность отрезать противника от его основных сил.
Я спросил, как у нас с танками.
— Мало, конечно, — сказал майор. — Будем брать шоссе собственными силами. Как считаете, удастся?
— Что ж, воевать мы уже научились, — сказал я. — Надо надеяться, что удастся.
Мы спустились с дерева.
Вечер. Ко мне зашел капитан Волков, начальник особого отдела. Он знаком мне еще по Мясному Бору. Мы с ним изредка поигрываем в шахматы.
— Вы хорошо знаете рядового Сахнова?
— Очень хорошо.
— Полк наш давно не имел «языка», — сказал капитан. — А без «языка», без свежих данных о противнике, наступать будет трудновато. Сахнов просит командование полка позволить ему отправиться нынешней ночью за «языком»…
— Однажды он уже взял «языка». Со мной и с Сорокиным. Он ловок и отважен, — сказал я. — Раз берется, дело сделает.
Волков вынул пачку «Беломора», закурил папиросу и меня угостил.
— Но как вы думаете, почему Сахнов сам напрашивается на эту опасную вылазку? Уж не собирается ли он драпануть к немцам?
Меня всего передернуло. Как можно такое подумать?! Как я могу усомниться в боевом товарище!
— А почему вы спрашиваете меня об этом? — наконец проговорил я.
Волков выпустил дым через нос.
— Вы член бюро ВЛКСМ нашего полка, дважды орденоносец, мы верим вам. Кроме того, Сахнов с вами близок.
— Благодарю, — сказал я. — Но какое у вас основание ему не доверять?
— Основание серьезное, — сухо ответил он. — Не забывайте, что за Сахновым большие грехи. У него в прошлом много судимостей. У такого человека всякое может быть на уме.
Я взял себя в руки и довольно спокойно проговорил:
— Если вы считаете, что он собирается перебежать к немцам, тогда есть основания расстрелять его?
— Не понимаю вас?! — пожал плечами капитан.
— А что тут непонятного? Вы думаете, так трудно перебежать? Давайте выйдем из блиндажа, и я три раза кряду, у вас на глазах, схожу туда и обратно. Неужели вы не понимаете, что если бы Сахнов хотел бежать, он сделал бы это давно. Грех подозревать его.
Капитан поднялся и вышел.