"Желаний своевольный рой". Эротическая литература на французском языке. XV-XXI вв.

Беранже Пьер-Жан

CASTA PIANA [58]

То синий клок, то рыжий клок, А взгляд и нежен, и жесток, Нет в красоте твоей приманки, И дышат мускусом соски, И слишком бледные виски, Но в каждом жесте — пыл вакханки. Как ты волнуешь! Я готов, Святая Дева чердаков, Тебе свою поставить свечку. Неосвященную? Пускай! Твой «Ангелюс» блаженный рай Сулит простому человечку. Ты — каторжанка, в свой черед Твой безымянный труд сотрет Любого — в прах, в песчинку, в крошку: Один на все пойдет с тобой, Другой захочет стать слугой, А третий поцелует ножку. Но ты не жалуешь чердак, Он как рабочий твой верстак — Здесь все тебе давно постыло: Любой мужлан тебя распнет, Как причастится тайн, но вот Уйдет — и ты его забыла! И впрямь, ну что, в конце концов, Тебе до старцев и юнцов — Им всем не место в этом храме. Я знаю, как любиться всласть, Я знаю, что такое страсть И власть, простертая над нами! А впрочем, прочим — грош цена: Подставь свои

уста, пьяна, И дай вкусить мне без оглядки Всю соль, всю терпкость — по глоткам, Соленый, терпкий твой бальзам, Святой, соленый, терпкий, сладкий!

58

Casta piana — гонорея, триппер. Здесь: прозвище возлюбленной, которое можно перевести как «тихая бестия» (франц. арго).

ШАТЕНКА

Шатенки тоже есть…

Песня о Мальбруке

Взгляд в никуда, хаос кудрей С неровной линией бровей, И этот рот не слишком яркий, И не ахти какая стать — Но я готов такой дикарке Всего себя навек отдать! Всего себя! Да, черт возьми, Как много радостной возни Сулят мне вечера с тобою, Когда соски твои впотьмах Торчат, и голою стопою Меня ты повергаешь в прах. О, эти груди под рубашкой! Обещан сладкий труд и тяжкий Всем чувствам яростным твоим, И я в виду такого рая — Прижмись ко мне! — неудержим, Греша, и мучась, и сгорая. Всю исцелую — до грудей, До глаз, до кончиков ногтей; Усталость пыл мой не умерит, И я склонюсь перед тобой Как потерявший разум перед Неопалимой купиной! Ты знаешь, гордая, что плоть Моя не в силах побороть Любовь к твоей влекущей плоти, И я опять сойду во мрак, Чтобы опять родиться, хоть и Не раз уже был мертв — да как! Ну что же, зыбкая, без края, Неси меня, волна морская, Гордись: я сбит тобою с ног, Кружи меня то так, то этак, Чтоб, обезумев, я не смог И оглянуться напоследок!

К МАДЕМУАЗЕЛЬ***

Милашка! С такой И я бы не прочь! Как поле, точь-в-точь, Ты пахнешь травой. Остры и крепки Все зубки подряд, И хищно горят В глазах огоньки. Влекущий твой вид Оценит любой, И грудь наготой Бесстыдно блазнит. На бедрах крутых Задержится взгляд — Но сочный твой зад Заманчивей их. Безумство сердец В крови мы несем: Палит нас огнем — И пах, и крестец. Хорош твой дружок Среди пастушат, Другие спешат К тебе на лужок. Ну, чем не эдем Счастливцам таким? И как же я им Завидую всем!

Теофиль Готье. Сокровенный музей

Теофиль Готье [Th'eophile Gautier; 1811–1872] — романтик до мозга костей, дышавший разреженным воздухом чистого искусства, обладал южным темпераментом, бурно проявившимся во время его путешествия по Италии. В 1850 году в Риме он встречается с красавицей-содержанкой, хозяйкой литературного салона мадам Сабатье и пишет ей блестящее и неприличное письмо в духе Рабле, известное как «Письмо к Президентше», которое она без колебаний показывает друзьям и даже способствует его распространению в списках (письмо было издано после смерти адресата в 1890 году). В том же году, в Венеции, он посвящает несколько восторженных и более чем смелых стихотворений, объединенных названием «Потайной музей», другой красотке, Марии Матеи; эти стихи сначала были включены в сборник «Эмали и камеи» [ «Emaux et cam'ees», 1832], но в 1852 году оттуда изъяты; в 1876 году они вошли в пятнадцать эксклюзивных экземпляров полного собрания сочинений поэта. Кроме того, в 1864 году вышел подпольный сборник, озаглавленный «Сатирический Парнас» [ «Parnasse satyrique du XIXe si`ecle»], куда вошли эротические сочинения нескольких авторов той эпохи, в том числе «Письмо к Президентше» и «Потайной музей» Готье.

Перевод Михаила Яснова. Перевод публикуемых стихов выполнен по изданию «Th. Gautier. Oeuvres 'erotiques» [Ed. Arcanes, 1953].

СОКРОВЕННЫЙ МУЗЕЙ

Нагих богинь ваяли греки И обнаженных смертных дев, Их гнезда тайные навеки Во всей красе запечатлев. Но сих голубок против правил Ваяли эти мастера: Резец, где нужно, не оставил На них ни пуха ни пера. Они трудились без опаски, Но обедняли греки див, Лишив их царственной оснастки И сокровенность обнажив. Так по какой такой причине, Подобно древним, в свой черед Стригут художники поныне Газон, где возлежит Эрот? Ведь красоту сокровищ скрытых Лелеют наши времена — Чтоб оценить и суть, и вид их, Психея с лампой не нужна. Узрел Филипп Бургундский тайны Девицы, спящей крепким сном, И новый орден не случайно Назвал он Золотым руном. И Лафонтен веселым слогом Поведал нам, как сатана Страдал, — но распрямить не смог он Прядь из девичьего руна. Люблю твоих натурщиц смачных, Поклонник правды, Тициан, Тебе талант мазков прозрачных Венецианским небом дан. Они под пологом пурпурным Являли миру без прикрас Ту плоть, которую Амур нам Со всем усердием припас. Ложатся шелковые тени На бедра гладкие впотьмах, Там, где в густой курчавой сени Таится вожделенный пах. Ты первым был, кто их рукою Чуть-чуть прикрыл его, чтоб мы Вкушали чудо неземное — Сии Кипридины холмы. Была Флоренция немало Поражена при виде той Твоей Венеры, что купала Ладошку в муфте золотой. Когда прекрасная, нагая, За темным облаком следя, Округлобедрая Даная Ждала Зевесова дождя. Пускай печальная гондола С тобой ушла навеки в ночь, Божественного ореола Ничто не в силах превозмочь. Я пыль веков минувших вытру И, чтоб искусству не пенять, Позволь мне лютню на палитру, Великий старец, поменять. Я погружу напев и слово В твою глазурь, в твою камедь, Я

как художник все покровы Сорву, чтоб тайное воспеть. Пускай мой стих отдернет шторы И к белизне прекрасных тел Прибавит самой разной флоры Вослед тому, что ты воспел. И этой краскою живою Напомнит вечный образ он, Когда коснулся головою Груди богини Купидон. И пусть простит нам муза эту Любовь, подобную греху, — Как персик, весь открытый свету, Лежащий бережно во мху. Руно, заклятие Ясона, Плод вожделенный Гесперид — Путь, по которому бессонно И день, и ночь блуждал Алкид. Презрим, Искусство, кривотолки, И, чтоб не покушаться впредь, Хочу мой стих на этом шелке, Как поцелуй, запечатлеть. Пускай пластические стансы Запомнят прошлого урок, Чтоб рассчитаться, может статься, За твой, Венера, бугорок!

ПУПОК

Пупок, с тобой могу пропасть я, И, мрамор твой боготворя, Боготворю твое всевластье — Ты как облатка сладострастья Дошедшему до алтаря!

СООТВЕТСТВИЯ

Бог дал гнездо любви — награду Для христиан, А зад безбожникам в усладу Недаром дан. Бог облегчил свою задачу, Ведь труд не мал, — И к одиночеству в придачу Он пальцы дал.

ОДИНОЧЕСТВО

Ура эрекции! Достану Того, кто жаждет постоянно Восстать — и в путь! Увы! Легко ли быть счастливым Лицом к лицу с подобным дивом? Отнюдь… Отнюдь… Один как перст творю молебен, А он уже вздымает гребень — Каков нахал! Жаль, нет соседки, что влюбленно Стреляет глазками с балкона — И наповал! Коко напрасно точит зубки, Нет в доме ни чепца, ни юбки, Но только тронь — И он уже готов излиться. Вот и спешит к нему вдовица — Моя Ладонь. Приди, богиня мастурбаций, Не зря ты требуешь оваций: Я весь в огне. Ты утешаешь бесподобно И то, на что сама способна, Даруй и мне! Ладонь умеет без опаски Порой излить такие ласки На мой снаряд, Что он взрывается без боя, Лишь охвати его рукою Тесней стократ! Не обойди меня уроком В том, что Тиссо назвал пороком, — Как Купидон, Я тоже, может, преуспею В его игре, когда Психею Не видел он. Ногами опершись о стену, Себя ласкаю, постепенно Входя в экстаз: Могу я целеустремленно Полировать мою колонну Хоть битый час. Уже совсем теряю меру, Но не Венеру, а Химеру Я вижу — как Она встает передо мною, И образ с гривой золотою Мне жжет кулак. Но грудь, ласкаемая взглядом, Ничто в сравненье с этим задом, Когда она Его мне дарит… Вот так штука! О Рубенс, вся твоя наука Побеждена! Мне эти ягодицы впору, И не дает дружок мой деру — Наоборот: Я их коленом раздвигаю, А он — уж я-то это знаю! — Свой путь найдет. Вхожу в ее большое лоно — Нас мог бы штихель Клодиона Изобразить. В нее бросаюсь, как в пучину: Смогу ли эту Мессалину Я ублажить? Волна, рожденная простатой, На холм кидается покатый И у дверей Омытого прибоем храма Моя искусница упрямо Кричит: «Сильней!..» И вот — застыла, побледнела, И я до самого предела В нее вошел. Так жрицы плоть свою терзали, Когда они в себя вонзали Приапов кол. Я прохожу ее навылет — И вот уже последний вылит, Исторгнут залп. И, поработавший на славу, Мой кратер, исторгавший лаву, Совсем ослаб. Я выдавил его до капли — Тут и мечты мои ослабли: Ни рук, ни губ. Прощай, фальшивая Киприда! Лишь пролетает — вот обида! — Один суккуб. Что ж, видели таких Венер мы!.. Оставлю след застывшей спермы На пальцах, чтоб Вручить мой опыт, вроде дани, Тебе, дотошный Спалланцани, — Под микроскоп!

КРЕСТ ЛЮБВИ

Четыре розы молодых — И крест любви, и знак влюбленных: Две, что цветут, и две в бутонах, Дневной цветок и три ночных. Вот символ веры — на устах, Что к ним склоняются, ликуя: Крестом — четыре поцелуя На четырех живых цветах. Кармином первый опалит — Свою стыдливость губы дарят: Их поцелуй — известный скаред И жемчуга свои таит. Но два бутона, два других, — Когда пониже опуститься, И слева можно насладиться, И справа прелестями их. А ниже — тот ночной цветок, Тот, самый робкий, самый нежный, Что распускается, безгрешный, Лишь положив на вас зарок. Эмблема счастья, вечный крест, Связует ночь и день в зените: Свою любовь им осените — Благословите этот жест!

Пьер-Жан Беранже. Три стихотворения

Пьер-Жан Беранже [Pierre-Jean de B'eranger; 1780–1857] — прославился своими антимонархическими и антиклерикальными песнями; он был любимцем французского народа, «l'homme-nation» (голосом народа), как сказал о нем Альфонс де Ламартин, воплощением независимости и свободы слова. Он стал также любимцем российского читателя, во-первых, потому что «подходил» нам тематически, а во-вторых, потому что ему повезло с переводчиками (начиная с Чернышевского и кончая В. Левиком, В. Курочкиным и В. Рождественским). Прежде чем поднять сатирическую песню до уровня оды или памфлета, начинающий поэт увлекался вакхическими и скабрезными песенками, которых за его жизнь накопился целый сборник.

Публикуемые стихи взяты из книги «Проказы Беранже: сорок четыре эротических песни» [ «Les Gaiet'es de B'eranger: quarante quatre chansons 'erotiques», 1864], в которой борец за политические и социальные свободы предстает остроумным борцом за свободу нравственную.

Перевод Марины Бородицкой. Перевод выполнен по изданию «P.-J. de B'eranger. Les gaiet'es, quarante quatre chansons 'eroliques de ce po`ete, suivies de chansons politiques et satyriques non recueillies dans les ceuvres pr'etendues compl`etes de B'eranger» [Amsterdam: 'Editeur aux d'epens de la Compagnie, 1864].