Желания Элен

Сандерс Лоуренс

— Элен, ты просто прелесть. Ты думаешь, что если погрузить моего малыша в твою теплую норку, то это решит все проблемы?

— Это всегда решает мои проблемы, — упрямо ответила Элен. — Большинство из них.

Гарри положил руку на ее обнаженное колено.

— Видишь это?

— Что?

— Вот это.

— Мою коленную чашечку?

— Да, — кивнул он. — Когда ты идешь мне навстречу, я вижу эту мышцу, вот эту, над твоей маленькой розовой коленной чашечкой; я вижу, как она сокращается и увеличивается, когда ты идешь. Это самое сексуальное зрелище, которое я видел в жизни.

— Ну,

ты даешь, — рассмеялась она.

— Да, наверное. Но сегодня на улице я поймал себя на том, что смотрю, как сокращается эта мышца у каждой идущей мне навстречу женщины. Гарри — сексуальный извращенец. На следующий год меня будут возбуждать локти.

Он встал и опять заходил по комнате.

Он то появлялся на фоне пробивающейся из гостиной полоски света, то исчезал, погружаясь в полумрак. Белое-черное, белое-черное.

— Прошлой ночью у нас был большой спор, — сказал он ей. — Именно большой. Мы были близки к тому, чтобы подраться. Он решил съехать. Когда я проснулся утром, он паковал вещи. Мы ничего не сказали друг другу, но я думаю, он съедет.

— Из-за чего вышел спор?

— Ему совсем нет необходимости съезжать. В этой квартире хватит места нам обоим. Мы можем друг с другом не разговаривать. Боже, малыш, он же родился в этой квартире. Мы не смогли отвезти маму в больницу вовремя, и он родился прямо там. Это его дом. И теперь он съезжает. Его не будет, когда я вернусь, я знаю точно.

— Из-за чего вышел спор? — спросила она опять.

— О… обычное дело. Из года в год одно и то же. Его интересует, когда я собираюсь что-нибудь сделать для нашего народа. Так он и говорит: »…для нашего народа».

— Делать что, Гарри?

— Работать с ним во всех этих организациях. Писать для них.

— Писать что? Хочешь сигарету?

— Да. Хорошо, спасибо.

Он остановился, чтобы взять у нее сигарету и зажечь спичку. Она поразилась тому, каким предстало его лицо, освещенное спичкой. Искаженное, угловатое…

— Ну… он хочет, чтобы я писал письма, статьи, прокламации, уставы, плакаты… и тому подобное.

— А ты этого делать не хочешь?

— Малыш, я хочу это делать. И еще я хочу летать и ходить по воде. Разве тебе никогда не доводилось хотеть того, чего ты не можешь?

— Не знаю, — ответила она слегка изумленная. — Может быть. Сейчас уж не припомню. Чаще всего я делаю то, что мне хочется.

— Ты счастливая.

— Наверное. Что же ты сказал своему брату?

— Я сказал ему правду. Сказал, что во мне этого просто нет. Расовые проблемы просто не трогают меня. Мне совсем неинтересно. Я знаю, что это моя вина. Но тут уж ничего не поделаешь.

— И что твой брат сказал на это?

— Он сорвался. Я говорил тебе, что все это много для него значит. В этом вся его жизнь. Я говорил тебе, что несколько лет назад ему разбили голову?.. Да, наверное говорил. Ну вот, тогда он принялся обзывать меня.

— Обзывать? Ты хочешь сказать, что он ругался?

— Нет, не ругался. Он обзывал меня дядей Томом и другими обидными именами. Понимаешь, в том смысле, что я продался. Черт!

— Ладно, не расстраивайся так, Гарри.

— Он сказал мне, что я считаю себя белым. Сказал, что я витаю в облаках.

Сказал, что мне лучше поскорее вернуться на землю, иначе рано или поздно со мной случится что-либо скверное.

— Что-нибудь скверное?

— Он сказал, что меня поставят на место. Дадут мне понять, что я ниггер. И мой брат сказал, что это меня сломит. Сказал, что лучше оставить фантазии и понять наконец, кто я на самом деле.

Неожиданно он нагнулся и посмотрел в окно. Он стоял, засунув руки в карманы, и смотрел вниз.

— Снег все идет, — сказал он. — Но меньше. Похоже, там холодно. Ничего хорошего.

Элен скинула туфли. Перебралась с ногами на кровать, прислонилась спиной к спинке кровати. Подобрала колени и обхватила их руками. Положила подбородок на голые коленки и почувствовала маленькую мышцу, о которой говорил Гарри.

— Гарри, должна тебе сказать, что я не тот человек, с которым стоит говорить на эту тему. Я правда об этом ничего не знаю. Наверное, мне следовало бы знать. Наверное, мне следовало бы читать передовицы газет. Но расовые проблемы, политика, Вьетнам и полеты на Луну — все это меня не трогает. Я любила Джона Ф.Кеннеди; он был такой симпатичный. Боже, я плакала, когда его убили. Но все остальное… все остальное меня просто не интересует. Меня волнует работа, личная жизнь и мое будущее. Остальное меня не трогает. У меня многие вызывают жалость, мне жалко всех… Это не так-то легко. Я хочу сказать, быть живым не так-то легко.

— Я знаю, малыш. Я прекрасно это знаю! Мне холодно. Потрогай мои руки…

Он подошел к Элен и остановился перед ней. Она взяла его руки, поднесла их к своим щекам.

— Боже, милый, да ты совсем замерз. Давай, залезай под одеяло. На минутку, только чтобы согреться.

— Да. Ладно. Я замерз. Одежду снимать не будем. Просто полежим немного под одеялом, пока я не согреюсь.

Он снял ботинки. Она взбила подушки, расправила простыню и постелила одеяло. Они забрались в кровать, одетые и прижались друг к другу. Их шепот разносился в полумраке спальни.

— Ты дрожишь, дорогой? — спросила она.

— Немножко. Не знаю, что со мной такое. Вдруг мне стало очень холодно.

— Ты сейчас согреешься. Придвигайся поближе. Прижмись ко мне ногами.

— У меня ноги как лед, малыш.

— Ничего. Прижимайся. Вот так. Как теперь? Лучше?

Они лежали, обнявшись. Спрятавшись от всего мира. Она придвинулась еще ближе к нему.

— Гарри.

— Что?

— Ты хочешь?

— Чего? Я…

— Дай, я попробую.

— О, Элен, Элен… Я не могу передать, как ты дорога мне.

— Ш-ш-ш… Не говори ничего.

Она провела ладонями по его телу. Он потянулся к ней, но она оттолкнула его руки. Она относилась к этому серьезно. Это было важно для нее. Он подался вперед и запечатлел два сочных поцелуя в стекла ее роговых очков.

— Теперь я ничего не вижу, — заворчала она.

— Хорошо. Это хорошо. На меня не надо смотреть.

Он закрыл глаза, и теперь только Господь Мог мог видеть их. Элен делала все, что могла. Она представила себе, что они на необитаемом острове. Одни на всем белом свете.