Железная Империя
Шрифт:
Это был Пробус; напрягая зрения, рассматривая темную фигуру таящегося мужчины, обнимающего Аларию, Аугрусс безошибочно узнал своего тайного посетителя, врага Дарта Вейдера, жаждущего побольнее уязвить Императора.
И Алария, ласкающаяся к нему, с удовольствием подставляющая свое прекрасное лицо под прикосновения его руки…
Она принадлежала теперь ему; она была его. Его женщиной, его собственностью, его вещью. Она принадлежала им, сильным мира.
И тогда Аугрусс почувствовал, как сходит с ума.
И назначил свою цену.
Для того, чтобы отдать своему флоту
Аугрусс, упрямо сцепив зубы, смотрел, как в огне гибнет станция на орбите Зиоста, и в его сосредоточенных глазах мелькало все то ужасное, что мог с ним сделать Император. К тому времени командующий флотом, обороняющим планету, уже понял, что совершено нападение, и не нуждался в приказах начать оборону, но было уже поздно. Потери были чудовищны, и Аугрусс с каменным лицом смотрел, как в темноте космоса гибнет и горит его карьера, его будущее, его благополучие, но не мог отступить и отказаться от мечты прикоснуться к прекрасной Аларии, от мечты обладать ею.
Не мог.
Он пережил все — и нападение ассасинов, которые, казалось, словно задались целью уничтожить во время боя и самого Аугрусса и произвели дичайшую бомбежку административных зданий, и затем жуткий прием у Инквизитора, и страшно прикасающееся к нему злобное желание ситха растерзать, измучить, убить его, — ради того, чтобы хоть на шаг приблизиться к предмету своего вожделения, его одержимость вела его и придавала ему сил.
Сейчас же, когда Алария вдруг заговорила об огромных деньгах, который Гриус готов был выложить за информацию о гневе Инквизитора, это наваждение, это болезненная, ненормальная страсть, не дающая ему покоя, не позволяющая спать и есть без мыслей о такой вожделенной женщине вдруг растаяла, исчезла.
Аугрусс, торопливо шагая прочь, передергивая плечами, ощущал себя так, словно медленно приходил в сознание то ли после длительной болезни, то ли отходил от безумия. И горький вкус досады отравлял все — даже осознание того, что свою всепоглощающую страсть он все же утолил.
Аугрусс тряхнул головой, прогоняя и досаду, и все мысли об Аларии, и свои сладостные воспоминания о ее теле, корчащемся под его тяжелой тушей, и сосредоточился на предстоящей интриге, в которую он рассчитывал погрузится с головой.
Итак, задача.
Что мы имеем? Мы имеем моффа Гриуса, достаточно состоятельного господина, и Инквизитора, который затаил на него злобу.
Какую выгоду мы хотим получит из этой ситуации, которая, казалось бы, никак не касается нас? Вознаграждение, разумеется, но не только его, не только. Деньги уйдут, а вот полезные знакомства — это вряд ли. Значит, Гриуса нужно либо расположить к себе, либо…
Аугрусс даже застыл на миг, соображая, что играть-то можно на две стороны.
Если Гриус заартачится, то провокационные разговоры с ним можно извратить и продать тому же Инквизитору.
Ситх, разумеется, не заплатит; как бы еще пинка не отвесил на прощание. Но зарекомендовать себя верным слугой Империи, готовым на все, в глазах Инквизитора можно.
Выловить Гриуса
Дважды Аугруссу было отказано в приеме, и он скрежетал зубами от злости, поливая последними словами гордеца Гриуса, ощущая беспомощность. Ему казалось, что время неумолимо утекает, и надежда немного подзаработать на моффе, над которым нависла тень опасности, тоже тает с каждой секундой, истончается, превращается в ничто.
— Идиот, высокомерный идиот, — бормотал Аугрусс. — Тебя же просто разотрут в порошок! И поделом тебе, скотина!
На третий раз Аугруссу повезло; секретарь Гриуса, чересчур занятый навалившимися на него делами, не ответил как обычно, что мофф принять Аугрусса не может, а просто назвал забраку место, где Гриус в данный момент находился — копи на востоке Риггеля, — и вдохновленный этой удачей Аугрусс рванул туда.
День клонился к закату, и над коричневой яркой землей плавился горячий летний воздух. Гриус инспектировал свои владения, и, разумеется, в зону инспекции Аугрусса не пустили, велели подождать в здании охраны, и даже любезно предложили легкий ужин, но забрак отказался.
Вежливый офицер охраны осведомился у него о цели визита, и в мозгу забрака тотчас вспыхнул сигнал опасности.
Как жаль, что до этого он заглушался всепожирающей страстью, как жаль!
Аугрусс едва не застонал от досады, на его лице отразились отчаяние и страх, и он, облизнув мгновенно пересохшие губы, просипел внезапно севшим голосом:
— Личное… личное… получение кредита.
Он, разумеется, солгал, но эта ложь выглядела более чем правдоподобной.
Все знали о проблемах губернатора Зиоста, и ищейки Лорда Фреса, даже если они были тут, не заподозрили бы ничего дурного… Аугрусс искренне надеялся на это.
Нервно расхаживая у зеркальных стекол, отделяющих от него душное риггельское лето, Аугрусс с тревогой вглядывался в дрожащее марево, и от нетерпения его так и подмывало выскочить наружу, в душный жаркий вечер, под алый отблеск садящегося за горизонт раскаленного светила.
Что он скажет Гриусу? Как заставит его выслушать себя? Вспоминая моффа, отставного вояку с безупречно-ровной спиной, не привыкшей сгибаться в поклонах, глядящего высокомерно, немного отстраненно, забрак понимал, что тот в любой момент может велеть своей охране просто выкинуть нежелательного посетителя прочь.
Значит, нужно было сказать что-то такое, отчего Гриус не смог бы укрыться, уйти.
Отчасти ожидания забрака оправдались; Гриус, прибывший с инспекторами на пропускной пункт, где дожидался его Аугрусс, попытался тотчас уйти, избежав встречи с забраком, и Аугрусс, поспешив ему наперерез, едва не сшиб с ног тщедушного охранника, смело сунувшегося удерживать грузного посетителя.
— Господин Гриус, да выслушайте же меня! — взвизгнул Аугрусс тонким, полным истерики голосом, ощущая, как на его запястьях смыкаются крепкие руки охраны моффа.