Железная Империя

Фрес Константин

— Это я обещала тебе, да? — прошептала Алария, отпуская подрагивающую руку незнакомца и с усмешкой вслушиваясь в сипящее дыхание за стеной. — Это будет твоим, обещаю. Но сначала мне нужно немного побыть с Дартом Вейдером. Он будет первым, кто возьмет меня. Не будь таким ревнивым, — развратно шептала Алария, издеваясь.

Неизвестный взвыл от бессильной ярости, и Алария вновь усмехнулась, наслаждаясь его терзаниями.

— Ладно, успокойся, — произнесла она, наконец. — И говори толком, что именно уготовано Дарту Вейдеру.

— Владыка хочет лично поздороваться с ним, — уклончиво ответил неизвестный. — И попрощаться.

— Вот как? — удивилась Алария. —

Владыка разве знаком с Дартом Вейдером? Мне показалось, они никогда ранее не пересекались!

— Вам показалось, — язвительно ответил неизвестный. — Не просите меня рассказать, не надо. Вы же знаете приказ Владыки — никаких имен. Никаких лиц. Чем меньше вы знаете, тем в большей безопасности Владыка. И я.

— Да уж точно, — обозлившись, зарычала Алария злобно, накинувшись на стену, словно дикий лютый зверь, с такой яростью на лице и так опасно, что неизвестный отскочил от нее, испугавшись. — Никаких лиц! Владыка и тебе меня пообещал отдать вслепую! Скажи мне, — яростно рычала она, стиснув оскаленные зубы, сверкая злобными глазами, наливающимися кровью. — Что в тебе не так? Почему ты прячешься от меня? Ты урод? У тебя каша вместо лица или нет носа? Тебя обварили кипятком, и ты похож на недопеченный кривобокий хлеб? Или жуки выгрызли тебе губы и глаза? А может, у тебя короткий, крошечный, мизерный член, и ты просто вынужден выпрашивать у сильных мира сего себе женщин, потому что по доброй воле с тобой ни одна не пойдет?! А?!

Алария зашлась в истерическом злобном хохоте, закинув голову и потрясая зеленую стену так, что с нее листья посыпались.

Это, несомненно, привлекло внимание патруля, шаги гвардейцев послышались в отдалении, и неизвестный, досадуя, отступив еще глубже в тень, вынужден был бежать, оставив объект своего вожделения.

А Алария, закинув голову, беснуясь и терзая зеленые побеги, хохотала и выла страшным голосом, в котором в равной степени перемешались безумие, слезы и ярость, и постепенно одержимый отчаянный крик становился все тише, тише, переходя в обычное женское рыдание. Скользнув по зеленой стене, зажав в кулаках пучки растерзанных листьев, Алария без сил упала на пол и залилась горькими слезами, всхлипывая жалобно и беспомощно.

Так, словно страшный обитатель этого прекрасного тела вдруг покинул его, оставив в этой оболочке, в своем временном пристанище еле теплющуюся слабенькую испуганную женскую душу, затравленно озирающуюся в темноте.

Там и нашел ее Дарт Вейдер, ступив в ее апартаменты в сопровождении двоих гвардейцев Люка.

— Я не вовремя? — произнес великий ситх, сверля взглядом всхлипывающую Аларию, размазывающую по лицу злые слезы.

Этот вопрос был скорее данью вежливости, какими-то ненужными словами, призванными заполнить неловко повисшую паузу, чем настоящим интересом.

Некоторое время Дарт Вейдер, плотно сжав губы, свысока наблюдал за вздрагивающим у его ног созданием, рассматривая покрасневшие от слез глаза, нос, вспухшие губы, не торопясь ни предложить ей руку, чтобы помочь подняться, ни пытаясь произнести слов утешения, и на его суровом лице не отражалось никаких чувств.

— Я лично пришел сопроводить вас до лабораторий, — сухо произнес Император, протягивая руку Аларии, поспешно утирающей мокрое лицо. Его вежливый жест был слишком резок и даже груб, требователен и лишен души, и Алария, в очередной раз шмыгнув покрасневшим распухшим носом, поспешила подняться и опереться о предложенную ей раскрытую ладонь, словно опасаясь вызвать раздражение своей нерасторопностью.

Император не носил перчаток, и ее пальцы столкнулись с металлическими блестящими

пальцами, жесткими и острыми, но пугающе теплыми. Словно живыми.

Ее ладонь оставила мутноватый след на блестящей ртутной поверхности ладони Императора, и один из гвардейцев, заметив, в каком плачевном состоянии теперь пребывает зеленая изгородь, предложил Аларии платок.

— Благодарю вас, — прошептала она, стыдливо пряча глаза и отирая испачканные раздавленной зеленью пальцы, отряхивая неряшливые зеленые пятна со своего белоснежного одеяния. Вейдер пережидал эту заминку молча, практически не двигаясь, и его пылающие глаза все так же внимательно наблюдали за склоненным лицом женщины, приводящей себя в порядок; окончив отирать свои руки, она несмело, смущенно улыбнулась, стыдливо заглянув в глаза Великого Ситха, словно спрашивая разрешения, и он протянул ей свою ладонь, с которой она осторожно, деликатно, словно боясь причинить боль или какое-нибудь иное неудобство, отерла свои отпечатки.

Каждое ее движение, каждая улыбка, каждый лукавый взгляд из-под ровных темных бровей казался Дарту Вейдеру знакомым настолько, что у Императора начинала кружиться голова, и, словно приведения, наплывали запахи и звуки прошлого, и свет Бисса начинал превращаться в сияние Корусканта. Этот взгляд, эти губы… они словно нарочно, специально были созданы Силой для того, чтобы соблазнять и смущать его, и посланы ею же, чтобы наполнить его жизнь смыслом или болью.

Его неживая рука словно оживала, и чувствовала прикосновение пальчиков, и все сознание кричало, звало, требовало, чтобы эта ухаживающая за ним женщина, в очередной раз игриво поднявшая на него прекраснее глаза, раскрыла губы и произнесла одно только слово, разбившее бы это страшное, тянущееся много лет кровавое наваждение, пробудило бы от мучившего его затянувшегося ночного кошмара.

Энакин.

В этом ожидаемом, но не слетевшем с губ красавицы имени было спрятано спасение. В нем было надежно упрятано прошлое и шанс начать все сначала, шанс на спасение, шанс вернуться.

В невероятном порыве он почти был готов поверить в это, готов был сойти с ума и отрицать действительность, ощутить в себе Свет, но одно лишь ласковое прикосновение его Силы к разуму девушки развеяло яркий светлый морок.

Внутри, под манящей его оболочкой, жил кто-то другой.

Нечестный, неряшливый, грязный.

Не Падмэ.

Он умел искусно притворяться, да пожалуй, это было единственное, что он умел, и, ощущая это странное присутствие, Вейдер понимал, что это существо, кем бы оно ни было, никогда не поможет ему вынырнуть к свету, и никогда не вернет его прошлого, как не смогла бы сделать этого и сама Падмэ.

Прошлое было мертво.

Вместе с ее оболочкой, с ее восхитительной красотой было извлечено из старой могилы еще кое-что — ее ненависть, ее горькое разочарование, ее нелюбовь, осознание которой пришло тогда, на Мустафаре. Все это было растворено в ожившей крови, и теперь это прекрасное лживое существо просто дышало этой смесью, бессовестно глядя ему в глаза и обманывая его своими ненастоящими улыбками.

Пожалуй, это тоже было в Падмэ — она умела так улыбаться, когда ей нужно было кому-то понравиться и склонить на свою сторону особенно упрямого оппонента.

Или усмирить буйный нрав Энакина.

Разглядывая девушку, прикасаясь к ее сознанию, отмечая все знакомые черты в ее характере, Вейдер находил все больше сходства со своей Падмэ, и никак не мог понять, чего же не хватает.

Что же убрали так, что Падмэ перестала быть собою?

Или она всегда такой была, просто… просто он не замечал?!